Пыль в лучах солнечного света маленькими блестящими кристалликами летала в воздухе, оседала в легких, облепляла горло и нос, заставляя задыхаться. Или, может, это кровь, стекающая горячими струйками по лицу, мешала дышать?
Мой взгляд приковался к фигуре Анабель, дрожащей в руках младшего Санчеса – Томаса. Ярость и злость захлестывали с такой силой, что, если бы не нож около горла, они все были бы уже мертвы. Потому что происходящее сопровождалось громким, бьющим по ушам, детским плачем. Я старался не смотреть на маленького Генри в переносной колыбельной в руках Лукаса.
Черт возьми, я бы убил их всех.
– Я уже сказал, что отпущу их, только если ты останешься, – вкрадчиво проговорил Лукас, а я задумался, почему в прошлый раз Тайфун оставил его всего лишь со сломанными пальцами, а не с пулей во лбу. – Перейди на мою сторону, Хорхе. Оставь попытки добраться до моего отца, до нашей семьи, и я отпущу девчонку, – он небрежно качнул ребенка, отчего малыш заплакал еще громче. Я отвел взгляд от Анабель, ее лицо казалось таким бледным, таким безжизненным, что вызывало физическую боль. Лукас Санчес смотрел пристально, давяще, пытаясь внушать страх, ужас, желание упасть на колени. И если Аарон не нуждался в доказательстве своей силы, то Лукасу только это и оставалось. И сейчас он даже не был похож на человека: темные рисунки тату перекатывались на выступающих мышцах, русые волосы в полном беспорядке торчали в разные стороны, взгляд казался безумным. Безумным и был. Никто в здравом уме не похищает детей и их матерей. Никто. Это кодекс, написанный кровью на, черт возьми, костях каждого босса. Но Лукас рушил все наши устои.
Я опустил голову вниз, пытаясь сделать судорожный вдох. Кости ломило, мышцы ныли, а голова шла кругом от обилия звуков, событий и решений, которые нужно принять. Мог ли я предать брата? Мог ли обменять жизнь Аарона на жизнь Анабель и маленького Генри?
Я не знал.
Но почему-то был уверен в том, что Аарон точно бы меня понял. Возможно, он поступил бы также.
Я взглянул на хрупкую, кажущуюся крошечной в руках верзилы, девушку. Ее страдания вызывали в сердце какое-то странное, непонятное чувство – боль, огромную, всепоглощающую боль за кого-то. Чувство, которое я думал, что не умел испытывать.
Ана всхлипнула, смотря на меня полными слез глазами. Я знал, о чем она сейчас молилась. Знал, как именно должен поступить, и жалел лишь об одном – о том, что так и не признался ей. Не сказал всего несколько слов, не произнес их вслух. Может, это и к лучшему. Не хотелось ставить ее перед таким выбором, не хотелось, чтобы ее душа разрывалась на части от противоречий и морали, которая почему-то все равно находила место в нашей жизни.
Я снова посмотрел на Лукаса затуманенным взглядом. Он в ожидании качал переноску Генри взад-вперед. До безумия сильно хотелось покачать так его оторванную голову, но вместо этого я с огромным усилием кивнул.
– Хорошо, – выдохнул я. В спину прилетел гулкий смешок, а лезвие ножа немного отстранилось.
– Не думал, что люди Тайфуна такие слабые, – хмыкнул Лукас, а мне захотелось стереть эту усмешку, приложить его лицом об это сраное бетонное покрытие ангара.
– Людям Тайфуна не нужно похищать детей, чтобы показать свою силу, – отозвался я, сплевывая кровь на пол. Холодный металл вновь коснулся шеи, делая небольшой надрез.
– Отведите девушку и ребенка назад, – качнул головой Санчес, а затем, передав Генри в руки какому-то ублюдку, шагнул ко мне.
– Хорхе! – воскликнула Ана, заставляя посмотреть в ее сторону. Ее бесконечно красивые глаза покраснели, на шее красовались синяки от пальцев, а вязаный кардиган, в котором она обычно ходила дома, оказался порван сразу в нескольких местах. Я коротко кивнул, поймав ее взгляд.
– Я люблю тебя, – прошептал я одними губами, надеясь, что никто из них не услышит этого признания. И даже она. Эти чувства я собирался держать в себе. И сейчас именно из-за них я поступал так, как поступал.
– Пошли, – один из придурков Лукаса толкнул ее в спину, направляя к выходу, она вырвала переноску с ребенком из рук другого и, кинув на меня еще один затравленный взгляд, пошла вперед.
Больше всего на свете я надеялся на то, что она останется цела. Более того, я молился об этом. И пока Анабель удалялась из поля моего зрения, я смотрел ей вслед, думая, что на ее долю выпало слишком много испытаний, и мне до безумия сильно не хотелось, чтобы она потеряла еще и меня. Но, кажется, у жизни были свои планы, потому что над моими она снова посмеялась, когда Лукас Санчес загородил собой все пространство ангара.
Его тонкие пальцы запутались в моих волосах, оттягивая голову назад.
– Ну что, каратель Тайфуна, нас ждет просто незабываемое время вместе, – хмыкнул он, присев на корточки передо мной, и в этот момент стало ясно, почему не меня называли монстром, а его. Я – всего лишь хороший бармен, всего лишь умел добывать правду и чувствовать ложь. И я мог сдерживать внутреннюю тьму. А Лукас – тот, кто марает руки, потому что ему это нравится, потому что только так он может почувствовать себя собой. Человеческая жизнь для него ничего не значила, как и слово главы семьи.
Несколько месяцев назад
Ее крик был таким громким, что пугал до чертиков. Казалось, что здесь, в маленькой детской комнатушке, разверзлись врата ада. Я ничего не понимал, ничего не мог сделать, только бесшумно плакать. Надеясь, что скоро все закончится.
Хотя я знал, что ничего не закончится. Никогда не заканчивалось. И это была правда, потому что каждый раз следом за криками следовал звонкий шум, заставляющий вздрагивать, и приглушенные звуки ударов, из-за которых приходилось утыкаться в подушку и делать вид, что я сплю.
Я раскрыл глаза, пытаясь отдышаться. Перед глазами застыл привычный потолок с потрескавшейся краской. В груди разливался страх, мешающий сделать хотя бы один нормальный вдох. Иногда кошмары навещали меня во снах, иногда они превращались в картины прошлого, которое я даже и не помнил, иногда они показывали возможные картинки будущего, а иногда это была лишь пустота. Неизменным оставалось только одно – страх. Эти картины каждый раз до дрожи пугали.
Рука сама дотянулась до пачки сигарет на тумбочке, я сел, свесив ноги с односпальной кровати у стены на пол, и закурил.
