Апрель, 18
Гроза не почудилась.
Она, подобно солнцу, пришла с востока. Зависла над острыми верхушками елей, зацепилась за них сизыми тучами, что неумолимо расползлись по закатному небу, надвинулись на замок. И белые змеи молний, вторя раскатам грома, полыхнули серебром над Чёртовой башней.
Заворожили.
Мрачной притягательностью.
Тайной, что пряталась за толстыми стенами, увитыми плющом и жгутами дикого винограда. И на все попытки отыскать истину, в лицо дышала лишь вековая сырость да пустота оконных проёмов взирала с безразличием.
Средневековые замки умели хранить свои секреты.
– Идём, – голос Дима вывел из задумчивости.
Подбора слов для будущей статьи.
И за локоть он меня ухватил. Поднял с поросшей травой брусчатки, а потому закидывать рюкзак на плечо пришлось уже на ходу.
Догонять его.
– Почему Альжбета оставила её здесь? Половина легенд считает, что она сбежала, уехала, прихватив всё самое ценное, – я выговорила громко, упрямо и по насыпи, ведущей к дороге, столь же упрямо полезла вверх.
Взмахнула руками, чувствуя, как земля и камни скользят под ногами, а Дим обернулся, удержал за запястье, потянул, помогая подняться.
– Но самым ценным для неё была эта кукла, Дим, – мысль, переводя дыхание и выбираясь на асфальт, я закончила.
Вгляделась в его лицо.
Заглянула в глаза, что смотрели изучающе и в тоже время привычно равнодушно, и поддерживать разговор он не спешил.
Тоже привычно.
– Она бы не оставила её здесь, – я повторила настойчиво.
– Значит, замок твоя Альжбета покинула не сама, – Дим всё же ответил, скользнул взглядом по каменным стенам и шпилю сохранившейся капеллы за моей спиной.
Прищурился.
Когда по небу, невольно навевая мысли о богах и их колесницах, прокатился очередной оглушительный раскат грома. Ослепила на мгновение весь мир белоснежная вспышка, и враз ставший ледяным и сырым ветер бросил в лицо прядь волос.
– Или все эти игрушки всё же были не настолько важны для неё, как ты думаешь, – его взгляд вернулся ко мне, и Дим усмехнулся как-то цинично.
Заставил нахмуриться.
Возразить пылко и яростно и тут же осечься. Замолчать на втором слове, не договорить и на дорогу оглянуться.
– Что за… – Дим тоже оглянулся.
Выругался.
А машина с разъярённым рёвом вынырнула из-за поворота, почти легла на бок на второй петле извилистой и пустой дороги, но… удержалась, не слетела в глубокую канаву, закладывая немыслимый вираж. Фыркнула свирепо, вспыхнули жёлтыми глазами фары, и машина газанула, набрала скорость, размашисто вихляя и мчась на нас.
И рука, закрывая глаза от невыносимого света, вскинулась сама.
Машинально.
Как тогда.
И всё же по-другому.
Тогда я убежала, подорвалась с места, кинулась прочь, спасаясь, а не смотрела, застыв, как сейчас, на заполняющее всё пространство сияние, не слушала визг сжигаемых об асфальт шин и не думала, что железный зверь искорёжит.
Сломает.
Будто куклу.
Переломит пополам, врезаясь слишком быстро и сильно. Откинет, и остатки воздуха из груди выбьются об асфальт…
– Север! – Дим рявкнул зло, с бешенством в голосе.
И на себя, почти вырывая руку, он дёрнул.
Выдернул из воспоминаний и парализующих мыслей.
Из-под чёрного капота.
И сухая ветка придорожных кустов обожгла болью, заставила вскрикнуть и, хватаясь за щёку, окончательно прийти в себя.
Осознать.
Услышать срывающийся от ярости голос Дима:
– Жить надоело, Север?!
Он меня встряхнул, больно и раздраженно. И взгляд от ворота его толстовки я оторвала, подняла голову и спросила севшим голосом:
– Что это было?
Спросила, а Дим запнулся, проглотил своё мнение обо мне и моих умственных способностях, ответил сухо и сердито:
– Машина. Машина и обдолбанный водитель.
– Думаешь?
Глупый вопрос, но… мне нужна уверенность.
Слова, что идиотам и потенциальным самоубийцам права тоже иногда выдают, пускают за руль и водить учат. Утверждение, что да, водитель обдолбанный или пьяный, поскольку на немыслимой запредельной скорости по этой дороге можно рассекать только имея девять жизней в запасе или хотя бы титул чемпиона мира «Формулы-1». Заверения, что это случайность, совпадение и стечение обстоятельств в чистом виде.
– Дождь… скоро, – Дим уверять не стал.
Поморщился от кинувшего в лицо прошлогодние листья ветра, надвинул капюшон толстовки и на дорогу, отодвигая меня, выбрался первым.
Огляделся, прислушиваясь, по сторонам.
– Север, – он позвал.
Решительно.
Сердито.
И ждать меня Дим не станет. Не будет помогать разбираться с вопросами, страхами и прошлым, поэтому надо выбираться.
Добираться до дома, где ждёт Айт и, наверное, боится.
Собаки ведь боятся гроз, да?
– Да, – Дим на заданный вслух вопрос хмыкнул.
Прибавил шаг.
И мы почти дошли до поворота, когда вслед за ударом грома на землю упали первые тяжёлые капли дождя. Громыхнуло ещё раз, разверзлись хляби небесные. Хлынул серой стеной ливень, зашторил, сужая мир до ладони Дима.
До сильных пальцев, что переплелись с моими.
Удержали от паники, когда в спину ударил жёлтый свет, послышался, нарастая, рёв мотора, который был пугающе знаком.
И хищные глаза тоже оказались знакомыми.
– Димо!
Я крикнула отчаянно и бессмысленно: вода смыла, забрала слова себе. И к обочине в этот раз первой рванула я, дёрнула Дима. Не удержалась на ногах, увлекла его за собой, и на дно канавы мы покатились вместе.
Ударились о камень.
Остановились.
И голову, что противно зазвенела, поднять получилось не сразу, как и раскрыть глаза, встать, пошатываясь, на четвереньки, чтобы тут же рухнуть обратно в вязкую и холодную грязь.
Рухнуть от сильного рывка.
– Ты…
– Тихо… – Дим прошипел едва слышно, но… убедительно.
Рот закрылся сам, и я замерла, чтобы через миг вздрогнуть от ударившего по ушам гула и грохота пронёсшегося над нами автомобиля. И последовавший следом удар по тормозам разнёсся на всю округу истеричным визгом.
В поворот неизвестный шумахер, кажется, всё же вписался.
Стал удаляться.
– Вернётся, – Дим выговорил уверенно, опередил мои вопросы и предположения, – сейчас узкий участок, не развернуться. У нас есть минуты две-три.
Убежать.
Добежать до частного сектора, который начнётся за вторым поворотом. Затеряться на узких и аккуратных улочках, позвать на помощь, потому что – да, железный зверь с жёлтыми глазами вернётся, догонит и ударит, подкидывая в воздух и отбрасывая.
Ибо не случайность и не обдолбанный водитель.
Это понимание приходит враз, поселяется на уровне шестого чувства, опаливает страхом, что, наверное, и называют животным, слишком сильным и… спасительным. Он отсекает эмоции и ненужные вопросы, обостряет восприятие и заставляет двигаться.
Спасаться.
– Давай! – Дим одним рывком поднял меня за рюкзак, подтолкнул к склону, что уже размылся водой, превратился в месиво.
