Где учатся хорошие ученики?
Лучше или хуже типичная нынешняя школа типичной советской? И в чём? И для кого? Да изменилась ли она вообще? Такие темы в разговорах звучат всё чаще.
Я попробовал найти работы, сравнивающие сегодняшнее положение дел в школах с советской эпохой.
Таковых, как ни удивительно, не обнаружил; четверть века перемен в системе образования особого исследовательского интереса, кажется, ни у кого не вызвали.
На поверхности (кроме сомнительной статистики по разным частным поводам) – только кликушеские возгласы двух родов:
а) была «лучшая в мире школа», которая подверглась варварским разрушениям;
б) все нынешние школьные беды – от неизжитого «наследия авторитарной педагогики», которое преодолевается путём благодетельных модернизаций.
Боюсь, даже громогласные сторонники подобных лозунгов в душе понимают, что не очень-то правы.
Попробуем без лишнего пафоса сравнить сегодняшнее положение дел в «типичной школе» с «обычной советской школой» рубежа семидесятых-восьмидесятых годов. (А потом попробуем дополнить такой поверхностный обзор состояния школьных дел двумя другими оценками: тенденций её развития/деградации и потенциальных возможностей).
Хорошую школу можно определять по-разному. Исходить из разных ценностей, ориентироваться на текущий ход жизни или на результаты работы. Попробую перечислить некоторые варианты.
«Хорошая школа – это место…»:
– где дают прочные знания,
или
– где развивают и укрепляют силы учеников,
или
– где хорошо готовят к поступлению в престижный вуз,
или
– где учат учиться в вузе,
или
– где стараются дать детям многообразный жизненный опыт – не только интеллектуальный, но и трудовой, социальный, нравственный,
или
– куда дети бегут с радостью, где царит увлекательная и воодушевляющая атмосфера,
или
– где помогают школьникам стать самостоятельными людьми, способными на ответственный личный выбор,
или
– где успешно обучают всех детей, каких бы способностей они не были,
или
– где уделяют особое внимание ученикам, проявляющим замечательные способности,
или
– где внимательно относятся к детям и стараются помочь в их трудностях, как учебных, так и жизненных.
Легко заметить, что приведённые варианты не исключают друг друга, но твёрдо поставленный акцент на тех или иных ценностях по-разному разворачивает работу школы.
Здесь первое отличие от советской эпохи – за последние четверть века появилось несколько сотен школ, в которых тот или иной ценностный приоритет определённо обозначен и признан большей частью учительского коллектива. «Определившиеся» школы составляют относительно небольшую часть – но в масштабах страны всё равно немалую; именно они находятся обычно в центре общественного внимания.
В семидесятые годы определение «хорошей» школы тоже могли обсуждать до бесконечности – но обычно все знали, какая конкретная школа в окрестностях считается хорошей, а какая «так себе» (и с такой оценкой все были готовы согласиться). Теперь же школа-идеал для одних родителей вызовет у других лишь ироничную усмешку. Школы могут быть по-разному хороши и по-разному дурны – к этому начинают привыкать.
И всё-таки «определившиеся» – это чаще всего необычные школы. Их явное меньшинство. А «типичная» нынешняя постсоветская школа большого города вполне сопоставима с «типичной» школой семидесятых годов – её ценности и задачи так же размыты, как и в советское время, существенных перемен в методах ведения занятий не произошло, оценивать её возможно столь же размыто-обобщённо.
В поисках «твёрдых знаний». Когда восклицают о «лучшей в мире советской школе», почему-то напирают в особенности на то, что она давала «твёрдые знания».
Этого я понять, увы, не могу. Далее я постараюсь защищать достоинства школы советского типа – но, боюсь, что как раз «твёрдых знаний» среди них не обнаружить[1].
Иностранному языку советская школа научала исключительно плохо (вероятно, в этом она могла бы считаться одним из мировых антирекордсменов в сопоставлении количества отводимых учебных часов и их КПД).
Химии – большая удача, если два-три человека в обычном классе могли бы сдать честный экзамен больше, чем на тройку.
Школьные занятия физкультурой были смехотворны, а уж изобразительные или музыкальные умения осваивать надо было заведомо в другом месте.
«Знаниям по истории», возможно, «учили хорошо» – но только если не вспоминать, что это за знания! Прочитав «Историю» Карамзина, выпускник советской школы убеждался, что ему не известно почти ничего из важнейших фактов истории своего отечества; восстание Спартака как центральное событие античности или крестьянская война в Германии как квинтэссенция XVI века – подобное нелегко сегодня признать за «основу целостной картины мира»; внеевропейской истории учебники и вовсе посвящали несколько маловразумительных страниц.