* * *
Когда речь заходит о любви, я – белорусский партизан, хамелеон в амазонских джунглях и монах, давший обет молчания. Мне можно смело доверять государственные тайны, и если они нужны объекту моего обожания, он их точно не узнает. Джеймс Бонд спешит записаться ко мне на мастер-класс «Как сделать вид, что ты не при делах». Не самая приятная черта, надо сказать, которую с годами мне удалось немного обуздать.
Но когда тебе шестнадцать лет, жизненного опыта в теории больше, чем на практике (спасибо, книги!), в крови бурлят незнакомые пока гормоны, а вокруг еще и весна, о чудесах самоконтроля можно только мечтать. Именно так мне и довелось понять, что такое первая любовь.
Тот самый Он был из тех, кто легко привлекает к себе внимание, и не только внешностью (хотя и с этим все было неплохо – гламурные журналы подсказали, что зовется такое «мой типаж»). Но дело даже не в неземной красоте, до которой все-таки не дошло, дело в личности. Мистики называют это особой энергетикой. Суровые прагматики, как всегда, выкрутились и придумали слово «харизма», которая легко затмевала собой мелкие недостатки.
В этот раз мне оказалась ближе позиция мистиков. До энерговампирчика я не дотягивала – я, скорее, была энергосветлячком. Моя Большая Любовь сияла ярко, и самой хотелось подлететь поближе к этому свету.
Оставалось только придумать, как. Подбежать и воспеть оду своим чувствам – не вариант, мы существовали в мире средней школы, а не индийского сериала. Пленить красотой? Увы, козырь тоже был явно не мой. До понимания того, что такое красота, мне оставалось еще лет десять развития, проб и ошибок. Тогда я больше была похожа на угрюмого бурундука: пухленькая, вечно задумчивая, в балахонистых нарядах и с плохо подстриженными волосами. Я еще и косметикой боялась пользоваться, потому что она мгновенно превращала меня в клоуна, который пытается затесаться в цыганский табор. Не предел мечтаний шестнадцатилетнего парня, прямо скажем.
Поэтому я с головой прыгнула в омут, который погубил не одну юную мечтательницу: решила пленить его умом и богатством внутреннего мира. Конечно, вокруг хватало юных белокурых принцесс в мини, но уж мой-то интеллект наверняка затмил бы их! Благо и случай представился: приближалось шоу талантов старшеклассников, и отдельным группам нужно было придумать творческие номера. Дабы урезать школьный полет фантазии, задание даже упростили – нам полагалось представить на сцене клип на известную песню.
Использовав энтузиазм школьной отличницы и взгляд грустного олененка, я получила роль режиссера этого действа. У моего Прекрасного Возлюбленного просто не было выбора – он оказался загнан в группу в принудительном порядке. Мой внутренний черный властелин торжествовал: уж теперь-то, когда мы столько времени проводим вместе, этот бастион обязательно падет! Муа-ха-ха, и все такое.
Естественно, я собиралась проявить себя особой тонкой и романтичной, поэтому для постановки выбрала медленную балладу. По моему замыслу (а потом и сценарию), артистам полагалось плеснуть на доброго зрителя рассуждения о смысле жизни, вечной любви, а заодно и бренности бытия. То есть взять темы, в которых подростки, по их собственному мнению, разбираются лучше всего. Эти взрослые скучны и обеспокоены только тарифами на коммуналку и скидками на гречку. А уж мы-то знаем толк в истинных чувствах!
Большой Любви, конечно же, досталась роль главного мужского персонажа, у которого в этом сюжете была бурная личная жизнь. И хоть в любви он объяснялся не со мной (хмурый бурундук на сцене предсказуемо не нужен), я была уверена, что он поймет намек. До осознания того, что мужчины не понимают намеков, оставалось даже больше лет, чем до понимания собственной красоты.
И вот сценарий был написан, роли – розданы и разучены, пришло время первой большой репетиции, и… я поняла, что это провал. И не просто провал, а Провал с большой буквы – с обшарпанной сцены актового зала до самого ядра Земли.
На сцене все смотрелось не так, как в моем сознании, под влиянием любви заполненном сердечками, котиками и радугами. Светлая грусть в исполнении юных актеров остро напоминала недосып. Благородная отстраненность превратилась в маниакальную депрессию. Возвышенные образы главных героев жили только на страницах сценария. По сцене бродили обычные недовольные подростки, при взгляде на которых ни у кого не было бы просветления, а среди зрителей не зевали бы только родственники «звезд» – из солидарности. Они даже сняли бы этот позор на первые по тем временам видеокамеры, чтобы потом спрятать на антресоли и никогда никому не показывать.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
