Merchant Adventurer, and free of Russia.
Эпитафия на надгробном камне Ричарда Чемберлена, умершего в 1562 году
И тот де индиец тому гораздо подивился, что ему нигде обиды нихто ничего не учинил.
Доклад Посольского приказа о беседе с индийским купцом Сутуром Кедековым, XVII век
Ричард Чемберлен торговал скобяными изделиями, был членом городского управления и купцом. Он был одним из учредителей Компании купцов-путешественников для открытия новых земель, предшественницы Российской компании, которая, будучи сформирована в 1555 году, стала первой масштабной торговой компанией раннего Нового времени. Когда в 1566 году Чемберлен был похоронен рядом со своей первой женой на кладбище прихода Святого Олафа в Лондоне, эпитафия на его надгробном камне гласила: «Merchant Adventurer, and free of Russia»1. Вероятно, эту фразу следует перевести «купец-путешественник, вольный жить и торговать в России» – интересно, что он выбрал подобную формулировку, которая в XVI веке не была в официальном ходу ни в Российской компании, ни у властителей самой России. Однако, столкнувшись с этой эпитафией, я услышала ее по-своему. В 1990‐х годах, когда Россия открылась, я сама пыталась заниматься бизнесом в этой стране, и, вспоминая этот опыт хронических трудностей и осознания тщетности любых моих усилий, я отнеслась к этому человеку с горячим сочувствием. Я перевела фразу «free of Russia» как «свободный от России» и услышала, как Чемберлен произносит ее со вздохом измученного человека, наконец освободившегося от тяжкого бремени, для которого это освобождение важнее успеха или неудачи, и сообщает потомству, что ему уже не придется нести тяготы российского делового мира. Ему хватило2. Если Чемберлен хотел поделиться именно этим чувством, он был отнюдь не единственным, кого доконало ведение дел в России. Многочисленные источники сетуют на продажных чиновников, ненадежных партнеров, ужасающие трудности с логистикой, холод, расстояние, аморфную нормативно-правовую базу, а также языковые и культурные барьеры, затруднявшие поиск покупателей в России. Все это мешало не только иностранцам, но и местным уроженцам. Даже самые привилегированные русские купцы имели дело с конкуренцией с обоих концов социального спектра. Немало предприимчивых крестьян с Русского Севера, начав с мелочной торговли, стали богатейшими купцами. Еще находясь внизу общественной лестницы, они иногда выступали в роли приказчиков иностранных купцов, что угрожало их более богатым соотечественникам потерей конкурентных преимуществ. Но и самые влиятельные лица в стране не гнушались торговли: боярин Борис Иванович Морозов, свояк царя, активно участвовал в двух важнейших экспортных отраслях Московии, вывозе юфти и поташа3. Нелегко было делать дела в Московии.
И однако же высеченная в камне эпитафия английского предпринимателя не отдает должное широчайшему спектру возможностей, открывавшихся для торговли в России раннего Нового времени. К слову, будучи англичанином в России во времена Ивана IV, Чемберлен был освобожден от всех пошлин – на такие льготы не могли рассчитывать даже самые привилегированные русские купцы. И конечно же, не было такой льготы у индийского купца-экспата Сутура Кедекова. Более того, будучи временным жителем Астрахани, Кедеков платил одну из самых высоких пошлин в России, и все же он «гораздо подивился» благоприятным условиям для торговли, с которыми он столкнулся. По его словам, в отличие от Персии, нигде в России, ни в Астрахани, ни в Казани, «обид никаких ни от кого не было и торговать ему дали повольною торговлею… пошлину имали прямую и отпускали ево везде без задержания»4. Разумеется, фразу индийца, дошедшую до нас в докладе Посольского приказа, можно воспринимать со скепсисом. У купца могли быть причины приукрашивать свои впечатления в беседе с дьяком, задававшим ему вопросы, но мы не должны исходить из того, что дьяк приукрасил свой доклад: как же тогда объяснить объемистые жалобы на злоупотребления, которые такие же дьяки сохранили для истории?
Дело в том, что взгляд через призму опыта Кедекова отнюдь не является господствующим в историографии, посвященной российской торговле: как правило, в книгах историков государство предстает жестоким и давящим, а русские купцы – мошенниками, причем и государство, и купцы отличаются крайней некомпетентностью. Но перспектива нашего индийца заслуживает внимания – Кедеков был отнюдь не одинок. Не вполне ясно, была ли торговая среда действительно столь располагающей или же просто прибыль от торговли в России вознаграждала за все трудности, но факт остается фактом: тысячи купцов приезжали торговать в Россию раннего Нового времени. На протяжении XVII столетия Российская империя приняла тысячи переселенцев с Ближнего и Среднего Востока, из Центральной Азии и Индии (но не из Китая). В 1730‐х годах, опрашивая потомков эмигрантов из Бухары, немецкий академик Г. Ф. Миллер получил сходные ответы: их предки переехали в Сибирь, потому что там было удобно торговать. Может ли быть так, что Московия была столь благоприятной для коммерции по сравнению с системами, находившимися к востоку от нее, а по сравнению с системами, лежащими к западу, московский торговый мир был хаотичным и коррумпированным? Эта версия (проблемная тем, что она воплощает ориенталистские общие представления о Востоке и Западе) меркнет на глазах, если вспомнить, что в XVII веке в Россию надолго переехали почти 1400 западных европейцев. Некоторые европейские купеческие семьи действовали в России на протяжении почти всего столетия; 50 английских, голландских и немецких купцов крестились в православие, сделав Россию своей физической и духовной родиной
