Мать моя народила ребенка,
А не куклу в гремучей броне.
Не пытайте мои перепонки,
Дайте словом обмолвиться мне.
Колотило асфальт под ногою.
Гнали танки к Кремлевской стене.
Здравствуй, горе мое дорогое,
Горстка жизни в железной стране!
(Сергей Гандлевский. «В эту ночь накануне парада…». 1974 год)
Огромные расходы на военно-промышленный комплекс, содержание армии и других «людей в погонах», а также на закрытие социальных обязательств государства перед бывшими работниками этих сфер нередко признаются одним из ключевых факторов общего дисбаланса советской экономики и непомерных бюджетных расходов. Они вели к большим политическим последствиям – бедности населения и скудному уровню социальной поддержки государства2. В публичных и даже специальных дискуссиях советских экономистов они скрывались за рассуждениями о соотношении группы А (производство средств производства) и Б (производство потребительских товаров) в экономике.
Горбачев, говоря об этом постфактум, вспоминает:
в последние пятилетки военные расходы росли в полтора-два и более раз быстрее, нежели национальный доход. Этот молох пожирал все, что давалось ценой тяжкого труда и нещадной эксплуатации производственного аппарата, который старел, нуждался в модернизации, особенно в машиностроении и добывающих отраслях. <…> Дело усугублялось тем, что не было никакой возможности проанализировать проблему. Все цифры, относящиеся к ВПК, хранились в строжайшем секрете даже от членов Политбюро. Стоило заикнуться о том, что какое-то оборонное предприятие работает неудовлетворительно, как Устинов коршуном набрасывался на «незрелого критикана», и никто в Политбюро не отваживался противостоять ему3.
Другую точку зрения представляют сами ветераны ВПК, которые утверждают, что военная промышленность обеспечивала «паритет со стратегическим противником» и в то же время выпускала огромный объем высокотехнологической продукции для «нормальной» экономики, обеспечивая потребительский рынок4. Например, все гражданские самолеты, суда, радиоприемники, телевизоры, швейные машинки, магнитофоны, холодильники, большая часть пылесосов и стиральных машин производились на предприятиях ВПК, равно как и оборудование для гражданской части космической и атомной индустрии, предприятий связи5. В этой главе мы попробуем разобраться, насколько эти утверждения имеют под собой основу.
Высокопоставленные сотрудники советского ВПК – от чиновников центральных ведомств до генеральных конструкторов и директоров заводов и специализированных НИИ – за 1990–2010‐е годы написали множество воспоминаний (порой весьма растянутых), опубликовали некоторое количество дневников и дали сотни интервью6. Некоторые из них опубликовали свои исследовательские работы по ВПК, в которых решили поделиться частью некогда сверхсекретных данных.
Эта информация, которую мы используем в тексте частично, разумеется, не исчерпывает темы, однако позволяет преодолевать многие барьеры, поставленные в РФ государством на доступ к архивным документам по ВПК, созданным после 1965 года. Фактически для исследователей доступ к этим документам полностью закрыт. Добро бы речь шла о реальных секретах создания ядерного вооружения и космических систем или всегда щекотливых вопросах оружейного экспорта, подземных шахт и шпионажа. Но как раз о процессах создания устройств для массового уничтожения людей, центрах разработки биологического оружия, всяких сомнительных сделках, заброшенных гигантских бункерах и тем более шпионских похождениях мы знаем больше, чем о работе центральных управленческих органов, регулировавших деятельность ВПК и силовых министерств в 1965–1989 годах. Хотя мемуары приоткрывают некоторые из этих «тайн», но пока в глубокой тени остаются даже основные институты управления ВПК, не говоря уже о большом числе проблем, связанных с фунционированием экономики военно-промышленного комплекса, политических, социальных и экологических аспектах его существования.