Мой друг, не мало сказочников в Мире.
Тут Андерсон, Пьеро, и Братья Гримм,
Жуковский… Пушкина прекрасной лире,
Конечно, вместе дань мы отдадим,
Арабским сказкам тыща-одной ночи.
Ершов, Бажов, – нельзя без сказок жить.
Вот, кёнигсбергский Гофман, он то, впрочем,
И вдохновил нас сказки сочинить.
А в этих сказках, милый мой читатель,
Есть и добро, и зло, и друг-мечтатель,
Корчмарь героя губит, Чёрт спасает,
А хитроумный кот с огнём играет
На кузне у слепого кузнеца.
Ну, в общем, приключеньям нет конца.
Там рыцарей могучих злые рати,
То грустный, то весёлый Трубочист.
Есть умный дрозд, есть и Русалка, кстати,
И Бургомистр, что на руку не чист.
Там золото важно и медный грошик
И в сказках радостный конец не зря.
Там девочке найдётся принц хороший
И увезёт в дворец из янтаря.
Фанатам Винни-Пуха и Незнайки
Я целый день рассказывал бы байки
В том домике, что с виду неказистый.
Вы приходите в домик Трубочиста,
И в нём, когда наступит темнота,
Увидим хитроумного кота.
Сажей, чёрной сажей, друг мой Саша Трубочист
Нарисует облака белее снега … (Андрей Беренёв)
Счастье всегда кажется маленьким, когда держишь
его в руках, но отпусти его – и сразу поймешь,
насколько оно огромно и прекрасно. (Максим Горький)
Распухший от натруженного, мутного дыхания города, оранжевый диск солнца медленно наползал на журавли башенных кранов в порту. Тёплый июньский день подходил к концу. Это был один из тех, первых летних, когда ясно понимаешь, что уже не хочется находиться на солнце, а предпочитаешь прятаться в тенёк. Город привычно трудился, пропихивая потоки возвращающихся по домам машин, через пробки на светофорах.
В самом центре Калининграда по острову Канта прогуливался наш герой. Спустившись по лестнице эстакадного моста, он шёл по направлению к Кафедральному собору, любуясь яркими красками, в которые вечер расписывал остров, подчёркивая и без того сочную зелень недавно остриженной травы. Стройные ряды деревьев, выросшие на битом кирпиче разрушенных войной зданий, бросали длинные тени на величественные стены древнего собора, обретающего под лучами вечернего солнца вид янтарного дворца.
Когда–то, плотно застроенный домами остров Кнайпхоф, в далёком 44-м был полностью разрушен варварской бомбардировкой англичан, понявших, что город достанется русским. И вот теперь, сбросив руины, как старую изношенную одежду, остров преобразился в прекрасный парк, сохранив от прежнего вида только шляпу, которой можно назвать восстановленный Кафедральный собор. Он уцелел благодаря своим крепким стенам, но в большей степени благодаря тому, что рядом похоронен великий философ Иммануил Кант. Партийные чиновники эпохи СССР так и не решились снести Собор, справедливо опасаясь мирового общественного осуждения. Впрочем, это не помешало им разрушить не плохо сохранившийся по соседству Королевский замок – гордость старого Кёнигсберга, назначив его логовом тевтонских завоевателей, а на его месте воздвигнуть Дом советов, недостроенный каркас которого уродливой бородавкой торчит на самом высоком месте города.
Трубочист, а именно так все звали нашего героя, иногда появлявшегося на улицах города, был из тех чудаков, благодаря которым жизнь в нашем суетном мире приобретает для кого-то некий антураж романтики, для кого-то вкус острой приправы к привычному блюду, и уж, конечно, ореол сказочности для тех детей, кто ещё не утратил веры в волшебство. Чуть выше среднего роста, худощавый, он был одет во всё чёрное. Двубортный, слегка приталенный кожаный сюртук, надетый поверх белой рубашки, украшали два ряда крупных металлических пуговиц. Чёрные, тоже кожаные штаны были подпоясаны широким ремнём, на котором с левой стороны на верёвке висел блестящий, размером с два мужских кулака шар. Чёрный цилиндр с цифрой 001 и стилизованным изображением кота венчал голову нашего героя. Если бы не седые длинные волосы, точащие из-под цилиндра до самых плеч, да не такие же седые усы и бородка, то он, со своей пружинистой походкой, мог бы спокойно сойти за молодого человека.
Сквозь лёгкий шумок суетливого города, не нарушавший величественной атмосферы парка, Трубочист уловил тоненький звук флейты. Очнувшись от задумчивости, навеянной созерцанием окружающих красот, он сразу же направился в сторону лужайки у правой стены собора, откуда доносилась мелодия.
Это была стройная девушка в длинном розовом платье с коротким рукавом. Она играла на небольшой дудочке грустную мелодию. Вокруг никого не было. «Наверное, она только что пришла, – подумал Трубочист, – зеваки ещё не успели собраться».
– Как тебя зовут, – спросил он, когда девушка закончила играть.
– Варвара, – смущённо улыбаясь и приятно картавя ответила девушка. При этом она с явным любопытством разглядывала необычный наряд Трубочиста.
– Вряд ли в нашем городе можно найти более подходящее место, чтобы показать людям свою необыкновенность, ведь так Варя? – сказал Трубочист, как бы намекая девушке, что и она в своём платье выглядит не совсем обычно.
– Да, пожалуй.
– Как ты тут оказалась Варвара? – немного картавя, подражая девушке, дружески спросил Трубочист.
– Я учусь в музыкальном колледже, а на Остров прихожу поиграть, когда есть свободное время и хорошее настроение.
– Ты знаешь кто я?
– Да, – ответила девушка, – я видела Вас недавно на празднике «День Города», и страничку в интернете тоже.
– Ясно, а ты в приметы веришь? – спросил Трубочист, думая о чём бы ещё поговорить с девушкой.
– Да, но не во все, – и она простодушно улыбнулась.
– Хочешь потрогать мою пуговицу и загадать желание?
– Нет, – засмеялась Варвара, – мне ничего не надо, у меня уже всё есть.
– Так значит ты счастлива?
– Да, я счастлива! – весело крикнула девушка и закружилась в танце, наигрывая на своей маленькой дудочке весёлую мелодию.
………………………………………………………………
– Катя, Лиза, дайте деду поесть спокойно.
– А ты с нами потом поиграешь?
– Шантажистки, – беззлобно буркнул Трубочист.
Он имел обыкновение ужинать в компании своих внучек пяти и семи лет, которые бесцеремонно ошивались в его домике, постоянно шумя и приставая к деду с обычными в их возрасте вопросами, всеми силами стараясь привлечь к себе его внимание.
– Деда, деда, смотри как я умею, – верещала Лизка, тут же делая колесо или шпагат. Катя, обернув шею лисьим хвостом, бегала то к зеркалу, то к Трубочисту, пытаясь заслонить собой весь остальной мир.
Трубочист задумчиво жевал, не придавая значения тому, что ест. Он вспоминал встречу с девушкой у собора. «А ведь я уже видел это счастливое лицо, … и платье», – подумал Трубочист. В голове кружились обрывки воспоминаний. Вдруг он замер … и ясно осознал, что помнит всё. Медленно встав из-за стола, будто бы боясь вспугнуть мысли, Трубочист прошёл в свою комнату. Он плотно затворил за собой дверь, как бы давая всем понять, что ему надо побыть одному. Подойдя к старинному шкафчику, Трубочист извлёк из его глубин подсвечник с оплывшей свечкой, массивную чернильницу, большое гусиное перо, и расставил всё это на небольшом столике у окна. Он всегда так делал, когда садился записывать свои воспоминания. Вот и сейчас, установив всё на свои привычные места, Трубочист сел на стул и достал из потёртого кейса видавший виды ноутбук. Глядя куда-то в одному ему ведомую даль, он машинально, стараясь не потерять мысль, открыл крышку компьютера, выждал, пока тот загрузится и не спеша, одним пальцем напечатал:
