Старая медведица Марта пошевелилась в берлоге. Нынешняя зимняя спячка давалась с трудом, странные сны, необычные мысли… Она просыпалась и вновь провалилась в сон, заново вырывалась из забытья, вертелась с боку на бок, прикрывая нос лапой, потом запыхтела, заколыхалась, отряхиваясь от видений. Высунула любопытный нос из берлоги и тут же на него хороводом посыпались миллионы снежных искорок с огромных вековых елей. Где-то под сугробами ещё спала весна, и вместе с ней спал лес в своем сказочном убранстве. Почти рядом, на белом снегу, Марта заметила черный силуэт вороны с распластанными крыльями.
─ Чего это она развалилась? Устала что ли? ─ подумала медведица, а вслух спросила, ─ Скажи, тебе помочь или не мешать? Отдыхаешь?
─ Кар…. ─ почти шепотом отозвалась птица, ─ ничто не ранит так, как насмешки… ─ и закрыла глаза.
Марта подошла ближе, подняла покалеченную кем-то птицу, вернулась в берлогу. Сняла со стен пучки трав, глубокомысленно покачала головой и начала готовить примочки и присыпки.
Прошло несколько дней и Амелфа, как звали ворону, бойко шагала по берлоге, ворчала на медвежий беспорядок, жаловалась на свою участь, философствовала и с вожделением поглядывала на серебряное солнце, едва видневшееся через снегопад. Крыло ещё побаливало и почему-то сохло, не давая возможности взлетать, наверное, поэтому и настроение было паршивенькое, совсем незавидное. Марта тоже вздыхала на своем ложе. Сложив мохнатые лапы на груди, она вспомнила времена, когда маленькая играла, веселилась с сестричками. Но вот наступала зима, и так не хотелось засыпать, а мать, ворчала и ласково, хлопала их лапой. Пела колыбельные, изредка сердито порыкивая на непослушных медвежат. Рассказывала сказки о Снежном Колдуне, что бродит по лесам и собирает непослушных зверят в свой огромный мешок. Давно это было, ой как давно!
Шло время. И в один из дней насупленное пышное облако устроилось на макушке большой сосны. Поелозило немного, да и рассыпалось на мохнатые лоскутки. Выглянуло заспанное солнце. Подвигало лениво всеми своими лучиками и уже хотело, было, нырнуть за другую тучку, но неожиданно стряхнуло снежинки с ресниц, передумав прятаться, и стало заглядывать во все уголки большого леса. Весна не растерялась, тут же принялась расколдовывать лес. Сугробы осели от неожиданности и ручейками понеслись прочь, сверкая пятками. Деревья склонились друг к другу, зашептались, сбросили белые сорочки и налились соком, готовясь к преображению. Воздух наполнился сказочным перезвоном, и чуткое ухо Марты уловило эту дивную песню весенних фей. Она выбралась из берлоги, потянулась неторопливо и побрела вперёд.
─ Кар, куда, куда двинулась? ─ горестно запричитала Амелфа, ─ одна, по чащобе, а кто тебе мудрый совет даст? Поддержит кто? Дорогу подскажет?─ пыхтела она, ─ бросила подругу раненую на произвол.
Марта остановилась, прислушалась к треску набухающих почек, упругому развертыванию листвы и шагнула назад. Молча посадила ворону на плечо, и направилась глубже в чащу.
─ Чего молчишь, оглашенная? Сорвалась, куда-то рванула, ─ бормотала ворона, ─ идёшь вперёд непонятно зачем, и чего тебе не сидится в своей берлоге – тепло, привычно, никто не трогает!
Она теребила медведицу за ухо, пыталась заглянуть ей в глаза, но та, молча, шагала вперёд. Только когда Марте надоело настырное воронье карканье, она остановилась и задумчиво пробасила:
─ За мечтами, куда же ещё. Ведь они должны быть либо безумными, либо нереальными… Иначе что получается? Просто какие-то планы на завтра.
Лес преображался. То тут, то там выскакивали навстречу путникам крокусы и подснежники, сверкали голубыми глазами пролески. Деревья становились похожими на огромные зелёные колокола, которые вот-вот зазвенят и расскажут о чём-то очень важном. Медведица останавливалась, втягивала носом воздух и загадочно улыбалась. А вот Амелфа долго молчать не умела или просто не могла. Она восторженно каркала, теребила Марту, приветствовала лесных жителей и всем сообщала, что они идут по очень важному делу. Марта даже шлёепнула её лапой пару раз, слегка конечно, за болтовню.
─ Веди себя прилично, ты ведь не сорока какая-нибудь, а из породы Мудрых воронов!
─ Не знаю я никакую породу, ни свою, ни твою, ─ прокаркала та, но ненадолго умолкла. Потом клюнула медведицу в плечо и виновато спросила, ─ а как породу узнать-то? Ну, мама ворона была, папа тоже и дед с бабкой. А что из Мудрых – разговору не было.
─ Да я и сама не знаю как, ─ Марта задумчиво поскребла затылок, ─ а давай у бабки спросим, она всё знает!
─ Чьей бабки-то? Твоей что ли? Моя не знает ничего, да и неведомо в каких краях обитает и вообще жива ли? Жизнь птичья не сахар с мёдом, сама знаешь: каково живется, таково и поётся.
─ Нет, Амелфа, к Яге пойдем, пусть разъяснит, что и как или направит по следу нужному. Ей всё ведомо. Только вот в какую сторону шагать?
Вдруг гигантская ветка улеглась перед ними стрелкой, указывающей путь, будто услышала разговор и хотела сказать: «Доверьтесь моей интуиции, она всегда ведет в верном направлении!» Долго ли, коротко шагали путники неведомо. Поляны, где одуванчики тянули к солнышку свои жёлтые панамки, пыхтели пчёлы, цвиркали кузнечики закончились, пошли буераки да лощинки, а за ними ели вековые стеной встали, словно охрана надёжная.