Шеф, облаченный в стильный костюм, стоял в центре кабинета, перекатывался с носков новых туфель на каблуки и нес ахинею:
– …и поскольку город не нуждается в строительстве, мы вынуждены весь штат распустить в вынужденные отпуска. Да, вот так… Отпуска, разумеется, неоплачиваемые.
– Ничего не знаю, – отмахнулась Алла Георгиевна. – Я многодетная мать и пойду в отпуск только летом. В оплачиваемый, между прочим.
И она демонстративно закинула ногу на ногу.
– Алла Георгиевна, – возмутился шеф. – Но вашим детям больше тридцати лет!
– И что? – возмущенно выпучила глаза мамаша. – В тридцать лет они сироты, что ли?
– И я не могу, – беззаботно прощебетала Тамара Васильевна, которую все звали просто Томочка. – Я – мать-одиночка. Я для своего Славика единственная кормилица. И ему не тридцать лет, запишите где-нибудь.
– Я помню, ему двадцать семь, – кивнул шеф.
Вскочил взъерошенный Пичугин и возмущенно стал размахивать руками:
– Я вообще не понимаю! Отчего это весь город только набирает обороты в строительстве, а у нас перед каждым Новым годом обязательный вынужденный отпуск? Вот какой полудурок руководит нашей организацией, если у нас постоянно нет заказов, а последней стройкой, которую мы вели, был трехэтажный особняк для приезжего странствующего монаха?! Где размах, я вас спрашиваю? Где этажность? Где настоящая работа?
Этот самый таинственный «полудурок» стоял прямо перед Пичугиным и изо всех сил старался решить все по-мирному. То есть отправить весь коллектив в отпуска, чтобы не выплачивать лишних денег. Коллектив отчаянно не хотел вникать в положение шефа. Тот насупился и категорично крякнул. Коллектив напружинился, но позиции сдавать не собирался.
– Алла Георгиевна, – отважился наконец шеф. – Я думаю, вам стоит отдохнуть…
– У-у-у-у… – прощальной пароходной сиреной возопила Алла Георгиевна и рухнула головой на новенькую клавиатуру.
Компьютер, ошалев от непривычного обращения, возмущенно пикнул и начал выдавать непонятные знаки, вероятно, посылать соплеменникам призывы о помощи.
– Ну, Алла же Георгиевна, – расстроился шеф. – Новая ведь клавиатура! Я вам на пять лет выдал! Что ж такое-то?
Голова страдалицы медленно сползла с пищащей техники.
– Боже мой, – воздела руки к потолку Томочка. – Убить многодетную мать прямо перед самым светлым праздником! Перед Новым годом! А ведь человек даже не успел сдать деньги на корпоратив!
– Я сдавала… – послышался слабый голос.
– Вот не знаю, у меня не записано, – затарахтела Томочка, листая блокнот.
– Томочка, – снова раздался голос умирающей сотрудницы. – Подай мне, пожалуйста… в сумочке у меня… желтенькие такие таблеточки…
– Я подам, я! – подскочил Пичугин, сверкнув на шефа взглядом, полным справедливой ненависти. – Сейчас… сейчас… Ух ты! Алла Георгиевна! А у вас тут бутылочка какая-то… коньяк… Надо ж, а я думал, такие уже не продают…
– Не трогай! – рявкнула несчастная. – Это… мне от давления! Доктор прописал!
– Ну и что! – алчно горели глаза Пичугина. – А я вот тоже… Вот прямо ощущаю прилив… приступа…
– Какой еще прилив? – неодобрительно посмотрела на него Томочка и отобрала сумку. – Сейчас я вам передам, Алла Ге… Ничего себе! А что это в вашей сумке делает мой скотч?! Я его второй день найти не могу!
– Да что ж такое-то?! – кончилось терпение у болящей. – Ведь только таблетку попросила!
Она ловко вскочила и выдернула из рук Томочки свою сумку.
– Вот ведь таблетки! На самом видном месте, чего было по всей сумке шарить?!
– В общем, – усмехнулся шеф, – ситуация разрешилась сама собой. Алла Георгиевна, вам нужен небольшой перерыв в работе, отдых, так сказать, поэтому…
– …я иду на больничный, – докончила за него женщина. – На оплачиваемый, между прочим.
– Сейчас мы обсуждаем отпуска! – напомнил шеф, но сознательности опять никто проявлять не собирался.
– Тогда… Давайте я пойду в отпуск, – вдруг выступила вперед скромная, тихая Шурочка Арченко.
На нее посмотрели с жалостью, но отговаривать не стали. Все понимали причину этого геройского поступка. Дело в том, что Шурочка была давно влюблена в шефа. Об этом все знали, как знали и то, что никаких шансов на взаимность девчонке не светит. Шеф был предан своей супруге, от которой имел двоих детей, секретарше Яночке, работавшей в этом же коллективе, и еще испытывал трепетные чувства к менеджеру конкурирующей фирмы Наталье. Пробить такую броню тихой серой мышке Шуре Арченко было категорически не под силу. Но… девчонка, конечно, каждый раз подставляла свое хрупкое, щуплое плечо под все удары, которые предназначались шефу. Если могла, конечно. Сейчас она могла.
– Давайте я пойду, – уже смелее повторила Шурочка, с надеждой вглядываясь в глаза шефа. – Я… действительно хотела бы отдохнуть… Лучше, если где-нибудь в теплых странах, но…
Девушка усмехнулась и повела плечами. Конечно, она рассчитывала, что шеф поставит ее всем в пример, но в отпуск не отправит. Шура одна выполняла работу целого отдела.
Шеф поставил ее в пример незамедлительно.
– Вот! – радостно воскликнул он. – Берите пример с сознательной молодежи! Шурочка, учтите, я вручу вам грамоту за такое проникновенное отношение к работе. Можете смело отправляться в отпуск.
– Да, – роясь в своей безразмерной сумке, проговорила Алла Георгиевна. – Ей – грамоту, а мне, пожалуйста, премию. Я одна тут за всех целый год пахала.
– И мне – премию, – быстро сориентировалась Томочка. – Я тоже пахала одна за всех, и за Аллу Георгиевну в том числе.
– Погодите! Кто еще хочет последовать примеру Арченко? – старался достучаться до сознательности работников шеф. – Кстати, Шурочка, я же сказал, вы можете быть свободны.
В кабинете поднялся шум, но Шура уже не слишком прислушивалась к коллегам. Она собирала вещи и изо всех сил крепилась, чтобы удержать слезы. Вот ведь только что она наряжала крохотную елочку для стола шефа, а сейчас… И на завтра у них намечен корпоратив!
Нет, ей не жалко было рабочего места, в конце концов, такую должность она может легко найти везде. Ей не было жалко зарплаты, это и вовсе казалось нелепицей – жалеть о таких крохах. Ей было жалко свою любовь, которая прямо сейчас погибала на глазах, и вряд ли что-то могло ее реанимировать.
Шура работала в этом строительном офисе уже четвертый год и с первого дня страдала по своему шефу. Она его любила. Конечно же, безответно. У шефа был великолепный дом, роскошная машина и молодая красавица жена… Ну и… так… еще некоторые женщины… О нежных чувствах Шуры к себе шеф не подозревал. Да и вообще, он слабо верил, что такая серая мышка может кого-то там любить. По его мнению, Александра Арченко была рождена лишь для того, чтобы корпеть над бумагами и выполнять все предписания начальства по первому клику. Но сама-то Шура верила, что когда-нибудь треснет хрупкий лед их отношений и в сердце шефа запоют жаворонки про нее, про Шуру. Однако сейчас стояла зима, и о жаворонках можно было только мечтать.
