Трудно дело птицелова:
Заучи повадки птичьи,
Помни время перелетов,
Разным посвистом свисти.
Эдуард Багрицкий, «Птицелов»
Индийский духовный лидер и мистик Ошо (Бхагва Шри Раджниш) как – то сказал: «Если вы поймали птицу, то не держите её в клетке, не делайте так, чтобы она захотела улететь от вас, но не могла. А сделайте так, чтобы она могла улететь, но не захотела».
Справедливо ли это утверждение Лав долгое время не знал, но зато был он твердо уверен в том, что любовь к птицам, как и любовь к свободе, заложена, живет, «дышит» в каждом из нас с рождения. Что человек воспринимает пернатых, как близких родственников, поскольку некогда человечество вышло из птичьей «колыбели». Что родом из птиц оно, сердешное. Что именно поэтому в людях так много птичьего: в обличии, манерах, повадках.
Лав любил птиц. Но не только. Будучи не практичным, едва ли, что называется, не от мира сего, человеком, любил он вообще все воздушное. Земное же, напротив, отвергал. Оно было в тягость ему, не давало свободно дышать.
Возможно, мировоззренческие установки Лава – и оригинальные, и, в чем – то, безусловно, уязвимые, сомнительные – стали следствием того, что появился на свет герой наш не где – нибудь, а именно в воздухе, в полете? Буквально, «вылетев», «выпорхнув» в свет Божий на высоте восемь тысяч метров. На борту авиалайнера «Аэрофлота», несущегося над миром с крейсерской скоростью семьсот восемьдесят километров в час.
Мама будущего птицелюба на последних неделях беременности отважно отправилась в далекий и морозный Якутск. К своей маме, будущей бабушке Лава.
Чем можно оправдать это рискованное решение? Думаю, одним только: а кому еще может довериться женщина в такой ответственный момент? Правильно, только маме! Единственному человеку на земле! Именно так подсказал ей инстинкт продолжения рода! А инстинкты в нас они, ведь, тоже от птиц. Потому – то они нас никогда и не подводят!
Волей Божьей, мама Лава прилетела в алмазную столицу России не одна, не с пустыми, так сказать, руками, а со своим новорожденным сыночком на руках! «Алмазиком» массою почти в четыре кг! Первыми пеленками малыша стали запасные иллюминаторные шторки с надписью «Аэрофлот». Впрочем, счастье, что хоть они оказались тогда в достатке на борту. Спасибо стюардессам за то, что не растерялись, действовали четко и слажено, как часы…
По праву небесного происхождения, Лаву всегда нравилось наблюдать как летают птицы. Тянуло к ним. Неосознанно.
Только долго не мог понять – за счет чего, собственно, парят пернатые, на чем держатся тела их там, в воздухе? В безопорной среде. Ведь, все, что тяжелее воздуха, определению, летать не может, а если и может, то только строго вниз. Камнем!
Продолжалось так до тех пор, пока однажды, классе во втором, не поднял он в городском саду с земли раненого воробья с перебитым крылом и не понял, что полет – это, суть, движение: пока опираешься на воздух машущими плоскостями, крыльями – до той самой поры не упадешь!
А классе в девятом, прочел стихотворение Багрицкого «Птицелов». Точнее, поначалу услышал по радио известную песенку барда Никитина. Но не запал. А позднее ощутил – нет, влечет. Отправился в библиотеку, нашел сборник, прочитал и понял, что его это, хотя, и не о нем…
Да, да, именно тогда Лав окончательно утвердился в мысли, что никакой он не птицелов. И не может быть им, по определению. Птицелов – тот, кто ловит птиц. То есть, профессионально губит полет, уничтожает его. А Лав, напротив, живет ради того, чтобы полет продолжался. Длился и длился! Следовательно, не птицелОв он, а именно: птицелАв! (От английского: «love» – любить).
Так и стал именовать себя. Относясь ко всем прочим персональным данным (пресловутым ф. и. о.) как к чему – то громоздкому, обременительному и, стало быть, ненужному, необязательному. Ну к чему, скажите, это пафосное:
«Борис Игоревич Иевлев»?
Зачем, когда можно представиться, сказать о себе, по – человечески, ясно и просто: «Я – Птицелав»? И все! Смешно и сравнивать…
В общем, так встало.
Зацепилось по – первости, а потом и вовсе намертво схватилось, приросло, присохло, стало частью сознания – попробуй, отдери! А вскоре первая часть прозвища куда – то запропастилась, улетела зимовать, да так и не вернулась по весне, оставив только краткое и звучное «Лав».
Его ничуть не смущало, что он не первый и далеко не единственный «Лав» на планете Земля. Что были уже и Лав Бесси (урожденная Хуанита Хортон), и Лав Кортни (урожденная Кортни Мишель Харрисон), и Хьюитт Дженнифер Лав. Но наш Лав не воспринимал их всерьез. Ибо были они, во – первых, женского полу. Во – вторых, актрисками (Бесси – немого еще кино). А в – третьих, являлись гражданками далекой страны, Соединенных Штатов Америки, персонажами, которых никто особо здесь, на заснеженных российских просторах, не знал.
Реальным именным «конкурентом» Лава мог быть только один Лав – — Вагнер Силва де Соуз, бразильский футболист, нападающий легендарного ЦСКА. Но поскольку бразилец стал именовать себя Лавом лет на двадцать, минимум, позднее нашего героя, тот и не думал уступать иностранцу. Ни пяди! Перебьется!
Как уже сказано было, Лав любил птиц. Жил ими. Ради них. Остальное интересовало его куда меньше. Особенно работа в лаборатории полупроводников, в закрытой, как водится, конторе тогдашних лет, в одном из бесчисленных, полусекретных столичных НИИ. Что вблизи метро «Калужская».
Он рано раскусил вранье и быстро устал от ложного пафоса профсоюзных собраний, вымученных «движений ударников коммунистического труда», высосанной из пальца «борьбы» за переходящие вымпелы и помпезности кубков «победителей соцсоревнований».
С некоторых пор ему вообще стало казаться, что вся окружающая жизнь, обустройство современного общества, социума, представляло собой некое подобие тюрьмы, собрание огромного количества разноразмерных клеток, гигантскую клеточную систему порабощения.
Вершиной системы, самой большой клеткой ее, являлось, по мнению Лава, само государство. Как машина подавления и унижения. Которая, в свою очередь подразделялась на ряд клеточных образований меньших размеров: армия, суд, КГБ (потом – ФСБ), милиция, наука и образования, промышленность, сельское хозяйство, спорт, работа…
Но и те, в свою очередь, также состояли из клеток и субклеточных образований все уменьшавшейся и уменьшавшейся размерности, все меньших и меньших пропорций и объемов: личной жизни, семьи, карьеры, увлечений, отпусков… и так далее и тому подобное.
