Рассвет приближался
неумолимо. Я чувствовала яркое дневное светило всеми фибрами своей души. Как
будто каждое мгновение в этом мире отсчитывалось моим сознанием как невидимая
крупинка, падающая из верхней части песочных часов вниз. С каждым днем,
проведенным за этими стенами, сил во мне становилось все больше и больше.
Братья и сестры-преподаватели свое дело знали, тренировали и обучали нас быстро
и качественно. Требования были жесткими, а методы не всегда человечными. Но все
сосуды, которые попадали в этот монастырь, наполнялись магией очень быстро. И я
в том числе.
Первый робкий луч скользнул через маленькое
окошко в моей келье, прочерчивая бело-желтую дорожку, подсвечивая танец
невесомых пылинок в воздухе и еле заметно согревая все, на что попадал.
Бездумно следя за ним, я забросила руки за голову. Еще один день среди этих
стен и людей. Уже почти два года я нахожусь здесь. Мама… Как матушка не хотела
меня отдавать! Они с отцом всячески скрывали мой дар. Если б мне самой достало
тогда ума молчать. Но нет. Разболтала подружкам и вот. Меня забрали, а убитому
горем отцу сунули в опущенные руки откуп за дочь.
- Надеюсь, эти деньги помогут сестренкам
как-то устроиться в жизни,- я повернулась набок, сбив окончательно жесткое
казенное покрывало.- Иначе так и застрянут в деревне, рожая многочисленных
детей и растрачивая свое здоровье на тяжелой работе.
- Пора!- внутренний голос словно толкнул под
бок. Мне не нужны были часы, чтобы проснуться к положенный срок. Я
чувствовала само течение времени. Чувствовала как будто кожей. Каждую незримую
песчинку, каждый час, каждый день своей и чужих жизней. Я могла повелевать им.
Изменять. Сужать или растягивать. Замедлять его бег или ускорять. «Редчайший
бриллиант! За нее дадут прекрасную цену»- так охарактеризовала мои способности
игуменья Айхара. Я невольно поморщилась. Старуха была на редкость противная. Ее
сила была слабой и, по сути, никому не нужной. А вот умением интриговать и
подлизываться она обладала в полной мере. За это и была оставлена здесь в свое
время.
Я встала, умыла лицо, плеща себе на ладонь
холодную воду из металлического кувшина. Костяным гребнем причесала волосы и
сплела из них тугую косу. На спинке стула, который был одновременно и
прикроватной тумбочкой висела форма. Мешковатое одеяние темно-серого цвета.
Ткань была грубой, она кололась и раздражала тело, но выбирать не приходилось.
У нечистоплотных послушников даже на такого цвета одеянии можно было заметить
пятна. Меня это раздражало. Монастырь-не монастырь, но следить за одеждой я
была приучена матерью с детства. Чтоб чистая была и опрятная. Этим постоянно
попрекали сестры-воспитатели. Смирение, равнодушие к собственному украшению и
готовность отдать всю себя ради государства – главные добродетели по их мнению.
Но меня опасались даже некоторые из них. Спорить я не боялась. Наверное, мой
дар действительно очень ценен, потому что они терпели все выходки послушницы.
Хоть и наказывали довольно частенько. Но я чувствовала, что нельзя здесь быть
милой и доброй. Даже когда оставляли на несколько дней без пищи, запирали в
карцер или заставляли работать не покладая рук, я не поддавалась.
- Всем послушникам построиться во внутреннем
дворе через три минуты!- раздался зычный голос сестры Мики.
Я поморщилась. Вот уж кто-кто, а она умела
орать на весь монастырь так, что птицы с окрестных деревьев взлетали от страха.
За стеной вскрикнули, а потом донесся топот босых ног. Опять Элиа проспала.
Маленькая, немного пухлая и очень добрая девчушка, ей было всего тринадцать
лет. Она умела лечить магией земли. В народе таких, как она, называли
знахарками. Поэтому ее дар и проснулся так рано, крестьянские дети с рождения
растут в контакте с природой. Ее сила достанется дочке какого-нибудь
аристократа. Это ведь так женственно, так достойно – уметь выхаживать
болезненных и убогих.
Выходя на площадку внутреннего двора, я
держала на лице маску абсолютного спокойствия. Хотя в душе буйствовала злоба и
презрение. К этому месту, к сильным мира сего, которые отчего-то возомнили
себе, что вправе распоряжаться чужими силами и жизнями.
- Послушники!- прокатился над нашими головами
призыв игуменьи.- Сегодня очень важный день. День начала холодного полугодия. А
значит, самые достойные из вас скоро отправятся исполнять свой долг перед нашим
великим государством. Мы известим каждого из лучших послушников лично. Не
забывайте, говорить, кто и куда поедет – строго запрещено! Я поздравляю вас с
этим событием! Совсем скоро вы сможете исполнить свое предназначение, ради
которого прошли такое серьезное обучение.
Слова настоятельницы пробивались до моего
сознания как будто через вату. Значит, пришел срок. В том, что меня отправят
нынче осенью, я не сомневалась. Слишком долго я уже здесь. Значит, какой-то
родовитый человек возжелал овладеть волшебством. Несмотря на то что на свет он
появился обычным человеком, не магом. Меня убьют в специальном ритуале,
чтобы отдать мою силу ему. И у меня нет шансов отказаться. Это закон, изданный
государями давным-давно.
Скулы свело судорогой. Все это время, пока я
была здесь, я прекрасно понимала, для чего меня обучают и растягивают мой
резерв. Для того чтобы потом какой-то аристократ стал сильным и умелым
волшебником. Все, усвоенное мной – перейдет ему. А меня просто похоронят на
каком-нибудь кладбище. И хорошо, если табличку с именем поставят, а не бросят в
общую яму с трупами городских бродяг.
- Тана?- меня тронули за локоть.
- Элиа, ты понимаешь, куда нас отправляют?-
заторможено ответила я единственной своей приятельнице тут.
- Конечно,- она слегка пожала плечами.- Для
этого нас и учили ведь.
Я отмерла и посмотрела на нее. Вокруг нас
шумели расходящиеся по своим делам послушники. Кто в учебные классы, кто на
тренировочные поля, кто обратно в кельи. Элиа, с которой мы еще вчера вечером
договорились вместе заняться медитациями, была спокойна и невозмутима.
- Санатана!- окликнула меня помощница
игуменьи.- В кабинет настоятельницы Айхары! Сейчас же!
Я бросила на подружку затравленный взгляд и
направилась в административную часть монастыря. Мысли скакали как блохи. Кому?
Кому решили отдать мою силу? Ради кого жрец равнодушно убьет
меня опустошая?
Около минуты я не могла поднять руку, чтобы
постучать в тяжелую деревянную дверь. Пока та не распахнулась самостоятельно.
- Входи, Санатана. Сколько можно стоять в
коридоре?- в голосе начальницы монастыря проскользнула усмешка.
Я шагнула внутрь кабинета. Остановившись
посредине комнаты, замерла, прижав подбородок к груди. На полноценный поклон у
меня не было ни сил, ни желания.
