***
Серое, плотное марево метели дезориентировало, смешивая лево и право, верх и низ, превращая всё вокруг в единое, скованное холодом пространство – и, если бы не гул разъярённых лопастей ветрогенератора за спиной, Эйдан Ридз побоялся бы сделать вперёд ещё хоть один шаг. Где-то за линией горизонта, с трудом пробиваясь сквозь стужу и метель слабо светило невидимое и неподъёмное солнце, сил у которого хватало лишь стыдливо обозначить своё присутствие, распространяя безжизненный свет среди безжизненных снегов. Через несколько месяцев, когда светило наберёт высоту и надолго поселится в зените, его ослепительные лучи будут всё так же беспомощно озарять бескрайние белые просторы, пока тьма не поглотит вековые льды и небо на полгода не нарядится звёздами. Арктика.
– Что там? – прокричал бесшумно подошедший Рон Корхарт.
Его отросшие за пару месяцев неряшливые усы с бородой покрылись белыми бусинами пойманного в ловушку мороза дыхания. Скрывавшие глаза огромные очки отразили стоявшего напротив Эйдана с не менее неряшливой бородой и такими же очками на пол лица.
– Мне показалось, что я заметил движение, – выкрикнул он, выплёвывая клубы пара. – Там! – Эйдан вытянул руку в пухлой перчатке призывая коллегу посмотреть в указанном направлении.
Рон Корхарт несколько секунд стоял неподвижно, повернув голову вслед за рукой. Его обезличенное очками и густой бородой лицо, упакованное в плотный капюшон, застыло под ударами бури. Ветер нещадно вонзал в худые щёки полярника острые ледяные зубья, отвешивал пощёчины и силился сорвать капюшон. Наконец, Корхарт нехотя отлепил очки от лица и щурясь, прикрывая глаза рукой, долго искал горизонт взглядом пытавшимся проникнуть сквозь обжигающе-холодную взвесь.
– Что тут можно вообще разглядеть?! – бросил он раздражённо, вернув очки. – Конкретнее ничего не можешь сказать? Медведь? – добавил он с тревогой и, поймав собственное отражение в непроницаемых очках Эйдана, взялся за ремень висевшего за спиной карабина.
Сквозь зеркальные стёкла, Эйдан разглядывал осунувшееся лицо мужчины, его запавшие лихорадочные глаза в ореоле тёмных следов от бессонных ночей и мучительного ожидания. Вместо своих тридцати семи, Рон выглядел на все пятьдесят: затравленный худобой, которая уже начала вытёсывать острые скулы на тонком лице, и избитый бессонницей, которая зловещей гостьей стала всё чаще посещать всех троих обитателей арктической станции.
На груди Корхарта ожила рация: из неё послышался взволнованный и придавленный перегруженной трансляцией голос Ломака:
– Где вы, чёрт возьми? Давайте обратно на базу! – начальник станции не отключался и мужчины слышали, как Ивлин Ломак шумно дышит в микрофон, обдумывая свои дальнейшие слова. – Мне… мне кажется… я поймал сигнал! – в его голосе слышалось не то ликование, не то истерика.
Внутри жилого модуля, за толстенными стенами звук ветрогенератора было не разобрать, как и вой бури – они попросту слились в один протяжный гимн арктического холода. Сквозь бесполезный стрёкот аппаратуры был слышен стон проводов и потустороннее «А-у-у-у!» в каналах вентиляции постройки; вооружённый оледенелым бисером ветер всячески пытался попасть внутрь полярной станции, в которой укрылись люди.
Ивлин Ломак – сорокалетний исполин, заросший по самые глаза рыжей курчавой бородой, сидел в кресле, которое, казалось вот-вот распадётся под весом могучего полярника. Тем не менее, заметно похудевшее и бледное лицо начальника станции выглядело тревожным: тяготы последних недель изрезали морщинами высокий веснушчатый лоб, посекли уголки глаз трещинами и придавили веки усталостью. Эйдан смотрел в тревожное измотанное лицо начальника и не видел в нём отражения того самого Ломака, который встретил его на вертолётной площадке несколько месяцев назад перед самой заброской на Коргпоинт. «Да ты ещё совсем юнец! – гудел „тот“ розовощёкий Ломак, с лёгкостью, словно это был не тяжеленный рюкзак, а небольшая сумка, принимая из рук Эйдана ношу и закидывая в вертолёт. – Двадцать пять тебе, не больше? Двадцать восемь? Понятно… Совсем салага!» Эйдан помнил, как будучи уже в вертолёте, пролетая над бескрайними льдами и торосами, Рон Корхарт, видимо, заметил, что сидевший напротив Ломака новичок (помня взгляд Корхарта, Эйдан мог бы поклясться, что тот взгляд расшифровывается именно этим словом, с презрительной интонацией в произношении!) украдкой рассматривает начальника, изучающего какие-то бумаги. «Ну, скажи, на кого он похож?» – раздаётся голос Рона в наушниках, от звука которого Эйдан вздрагивает, начальник станции удивлённо поднимает взгляд, а пилот коротко оборачивается. В это время Корхарт ощупывает лицо Эйдана насмешливым взглядом: «Подкинь ассоциаций, для моей коллекции, ну же, не робей! Как бы ты его назвал? Ну, давай, между нами… „Херувим-переросток“? „Чакки“? Смелее, будь оригинален! Ну, я не знаю… быть может: „Ульрих Рыжий викинг-девственник“?» – «Это с четырьмя-то детьми? – усмехается Ломак и подмигивает новичку (а в этом взгляде интонации совсем другие, они дружеские и задорные, словно рыжий гигант ободряюще хлопает по плечу). – И вообще, отстань ты от парня со своей коллекцией». Корхарт всё ещё ждёт, чуть склонив голову набок. Эйдан неуверенно откашливается и говорит: «Ульрих – не скандинавское имя, – собственный голос в наушниках звучит плоско и даже жалко, поэтому „новичок“ делает вдох и добавляет громче и уверенней: – Оно немецкое». Ломак перебрасывается с Корхартом искристым взглядом, однако Рон не отступает и снова требует придумать прозвище для начальника. «Да скажи ты уже что-нибудь этому прилипале, – звучит в наушниках голос начальника, – иначе он не отстанет. Он всех новичков (вот – оно! „новичок!“) достаёт со своими ассоциациями! Давай, мне уже и самому интересно… но помни, салага, что я твой начальник и торчать нам на станции до Дня благодарения минимум!» Ломак усмехается в рыжие усы и, отложив документы устремляет на Эйдана взгляд серых глаз. Корхарт придвигается ближе и вытянув руку в направлении начальника доверительно шепчет (это выглядит особенно смешно, учитывая общую бортовую трансляцию): «Подумай, хорошенько подумай и посмотри на него ещё раз – кого он тебе напоминает? Пополни мою коллекцию». Эйдан отлично помнил напряжение, которое испытывал в тот момент под взглядом двух бывалых полярников, помнил тишину трансляции в наушниках и даже помнил, как коротко обернулся пилот, сверкнув солнцезащитными очками. «Рэндалл Пай-Луковая голова, – неуверенно и смущённо выговаривает Эйдан. – Да, Луковую голову напоминает… простите мистер Ломак… сэр». В наушниках он слышит удивлённый тройственный возглас, в котором одновременно слились: «Что за хер? Кто это? Это что?» Эйдан собирается с мыслями и объясняет: «В конце нашей улицы жила соседка – чудная и одинокая миссис Диеверро, – она любила делать разные поделки, а потом дарить их соседям, так как родных у неё не осталось… Милая старушка с небольшим вывихом, – Эйдан закатывает глаза и стучит пальцем по виску. – Она тащила в дом всякий хлам и со временем её задний двор стал напоминать небольшую свалку. Как-то раз она приволокла моей матери довольно большое панно с чертами чьего-то лица и сказала, что это Рэндалл Пай-Луковая голова. Его нужно повесить в столовой и тогда, он будет помогать моей матери готовить вкуснейшие блюда, что продукты перестанут портиться (с чего она вообще взяла, что они у нас портились), и тесто станет подходить даже без дрожжей… Я же говорю – старушка была с причудами». Эйдан умолкает и жмёт плечами. «Погоди, погоди, это что – всё? – разочарованно бросает Рон и даже сквозь трансляцию бортовой сети слышно, как обесцвечивается его голос. – Вот так просто: Луковая башка? И всё?» – «М-да… как-то слабо, – соглашается с другом Ивлин, и в его голосе слышится нота потянутой струны. – С Ульрихом и то повеселей было. Как этот Лукоголовый выглядел-то хоть, из чего сделан был?» Эйдан чертит в воздухе большую рамку и вспоминает: «Чёрная фанера, видимо промазанная клеем; окружность, полностью заполненная рыжими опилками в которой половники – это были глаза, а ржавая тёрка – рот. Нос милая старушка сделала из оконечности старого здоровенного фаллоимитатора, видимо, не особо соображая, что это такое». Эйдан отлично помнил, как бортовая сеть вертолёта взорвалась громким хохотом мужчин, как глаза Ломака утонули в пунцовых щеках, и он несколько раз стукнул рукой по коленке. «Луковая голова!.. – звучит в наушниках весёлый голос пилота, а согнувшийся пополам Корхарт придушено резюмирует: – Куча опилок… а посреди резиновый член!» – «Силиконовый», – смущённо поправляет Эйдан и улыбается под весёлый дружеский хохот мужчин…
