I
– Пуля вошла сюда, – сообщил Макс Фортен, приставив средний палец к круглому гладкому отверстию точно посередине лба.
Я сел на холмик сухих водорослей и снял с плеча охотничье ружье.
Коротышка-химик осторожно ощупал края пулевого отверстия – сначала средним пальцем, затем большим.
– Дайте-ка мне еще раз взглянуть на этот череп, – сказал я.
Макс Фортен поднял его с земли.
– Такой же, как и все остальные, – заметил он.
Я кивнул, даже не протянув руки. Фортен на миг растерялся, но затем аккуратно положил его в траву у меня под ногами.
– Как и все остальные, – повторил он, протирая очки носовым платком. – Я подумал, может, вы захотите увидеть один из этих черепов, вот и принес его сюда из гравийного карьера. Парни из Банналека[1] всё еще там копают. Пора бы уже и честь знать.
– Сколько всего черепов? – поинтересовался я.
– Они нашли тридцать восемь, а в списке значатся тридцать девять. Все свалены грудой в гравийном карьере, на краю пшеничного поля Ле Бьяна. Ле Бьян собирается остановить их.
– Пойдемте, – сказал я и, подхватив ружье, двинулся прямиком через скалы. Фортен пошел по одну руку от меня, Малыш побежал по другую.
– У кого этот список? – спросил я, закуривая трубку. – Вы сказали, есть какой-то список.
– Нашли латунный цилиндр, а в нем – скрученный листок с этим списком, – ответил химик и добавил: – Не стоит здесь курить. Если хоть одна искра попадет в пшеницу, ну, сами понимаете…
– Не волнуйтесь, у меня есть крышка для трубки, – улыбнулся я.
Полюбовавшись, как я пристраиваю на раскаленную чашечку трубки насадку с дырками вроде перечницы, Фортен продолжил:
– Список составили на плотной желтой бумаге; в этом латунном цилиндре она отлично сохранилась с тысяча семьсот шестидесятого. Сами увидите.
– Что за дата?
– Список датирован апрелем тысяча семьсот шестидесятого года. Он сейчас у бригадира Дюрана. Написан не по-французски.
– Не по-французски? – удивился я.
– Нет, – торжественно подтвердил Фортен. – По-бретонски.
– Но в тысяча семьсот шестидесятом на бретонском еще не писали и не печатали книг[2], – возразил я.
– Разве что священники, – обронил химик.
– Я слыхал лишь об одном священнике, который писал по-бретонски, – начал я.
Фортен украдкой взглянул на меня.