Вам часто снятся сны? Мне нет. Только один месяц в году они жестоко меня изводят, заставляя ненавидеть предпраздничную кутерьму.
Вы хотите, чтобы сладкие сны исполнились? А я мечтаю, чтобы они скорее оставили меня в покое.
И как поверить в реальность, когда сны начинают сбываться?
Спи, моя радость
Эпиграфы к частям – отрывки из моих стихотворений.
Их можно почитать в сборнике «Мои миры». Ссылку можно найти в моем паблике Вконтакте.
––
Любите сильно и бескорыстно, и пусть ваши желания сбываются!
Д. Билык
––
Шаг вперёд, шаг назад. И снова
заплетать стоны в звуки ночи.
Выгнув спину, выкрикнуть в воздух
и услышать родное: «Хочешь?»
Звенят лампочки на ёлке, из окна золотой фонарь щедро поливает смуглую кожу янтарём и отражается в призрачных глазах блёстками-боке.
– Моя-а-а, – ласково шепчет гость, наклоняясь.
Я пытаюсь увидеть его облик, цвет волос, рост и фигуру, но в памяти отпечатываются только нежные прикосновения и сияние светлых радужек любимого. И голос: немного печальный, надёжно-властный и очень волнующий. Мой лучший мужчина. Мой мираж и мечта.
Куранты грохочут из соседней квартиры, слышатся поздравления «С Новым Годом!», а у нас играет Ханс Зиммер, раскрываясь в широкой палитре звуков. Но ещё шире наше сплетённое дыхание. Одно на двоих.
И страсть разрастается, будто веточки хмеля, усыпанные лохматыми цветами. И счастье цепляется за каждое движение навстречу, размеренный стук кровати о стену, вынужденные паузы, чтобы наполнить грудь воздухом и почувствовать крепкие мускулы ладонями.
Моё призрачное счастье.
Дрожь колко спешит по спине и влечёт меня за тёплыми пальцами, что безудержно изучают каждый изгиб моего тела. Вниз, вверх, в сторону. Ловко, необратимо, жестоко.
Я в его власти, но не знаю, кто он и почему пришёл. Отдаюсь всецело, потому что нет слаще шероховатых губ, нет жарче настойчивых рук и терпко-пряных поцелуев, вытягивающих из меня протяжные стоны.
Языки переплетаются в неистовом танце, тела изгибаются, покрываясь серебристыми бусинами пота. Жгучая, но приятная нега льётся по венам. Травит или излечивает, я не знаю, но готова пить без конца и края, наслаждаясь последними минутами этой сказки.
Кричу, когда волна экстаза простреливает позвоночник, и распахиваю глаза…
Каждый раз одно и то же.
Упираюсь мутным от слёз взглядом в стену и ищу в знакомых тенях по углам успокоение.
Стол, кровать, шкаф. Пустая безжизненная квартира для загнанной души. Пламя всё ещё бурлит в крови и колючками обжигает кожу, крутит нервы.
Ног не чувствую, но сладко-горькое послевкусие сна заставляет привстать. Не слышно голосов, на улице тихо-тихо завывает метелица, шурша ветками высокого тополя за окном. Хлопья мокрого снега залепляют стекло мокрой ватой и раскрашивают золотой свет фонаря в нежно-голубой.
Или это от слёз так искажается свет?
Плачу, потому что устала от бесконечных бессмысленных снов. Хочу просто жить. А они не дают. Каждый декабрь. И с каждым годом все тяжелее и тяжелее их ждать.
И отпускать.
Раз – и рывки мощнее, сильнее,
два – и помчится по крови пламя,
три – заплетаются вены хмелем,
а на четыре мы ввысь улетаем.
– Не ори на меня! – взрываюсь и с грохотом ставлю чашку на стол. Кофейные капли выплескиваются на руку. Мама испуганно смотрит на меня и поджимает губы. Добавляю, продолжая психовать: – Я не буду жить по твоему уставу, как ты не поймёшь?!
Она поднимает ладони и отходит к мойке.
– Ярина, останешься одна, – не предполагает, а ставит клеймо. – Это всего лишь сбор пар на вальс, не обременительная встреча. Не понравится, не будешь участвовать. Раньше ты так любила танцы, что сейчас случилось? Чего ты боишься?
– Я ничего не боюсь. – Слова тонут на дне пустой чашки, а вместе с ними и моё уважение к себе. – Просто не хочу. Сколько раз повторять?
– В двадцать четыре «не хочу»? – голос мамы набирает оборотов и свистит на верхних нотах, но плеск воды внезапно перекрывает звуки и дарит мне немного желанного покоя.
– Извини, я не буду говорить об этом! – встаю, переношу чашку к другому столу и направляюсь в коридор. – Мне пора на работу. Когда загляну, не знаю. На следующей неделе у меня сдача журнала, буду очень занята.
– Когда сможешь, – отвечает мама поникшим голосом и идет следом. Бросает передник на полку в коридоре.
За дверью меня ждёт пустой и холодный подъезд, как и моя жизнь. Спускаюсь по ступенькам в надежде, что морозный воздух вырвет из моей груди тяжесть. Знала бы мама, как она бьёт по больному, когда говорит о моём одиночестве. Но не скажу же я ей, что мой суженый приходит раз в год и мучает меня эротическими снами? Глупо.
– Хоть на праздники появишься? – летит мамин голос в спину и порождает во мне больной и немыслимый трепет.
После боя курантов мой призрачный суженый исчезнет до следующего декабря. Разве могу я предать его и не прийти в сон? Ненавижу и люблю его. Не представляю какой, а всё равно хочу до безумия.
Да, я давно сошла с ума, но пусть хоть родные об этом не знают.
– Мама, я же говорила, что с друзьями отмечаю. – Стараюсь улыбаться открыто, поправляю шарф и натягиваю перчатки. В подъезде пахнет сухой пылью и растаявшим снегом.
– Друзья… Да, конечно. С наступающим тебя.
В голосе мамы звенит печаль. Она догадывается, что из года в год я праздную в пустой квартире, но никогда не говорит об этом. Уважает мой выбор, хотя и волнуется. Пусть лучше не представляет, как мне в предновогодний вечер плохо.
Возвращаюсь не несколько ступенек вверх и целую её в щеку.
– Взаимно. Я позвоню. – Отхожу и понимаю, что лицо горит от нервов. – Прости, что крикнула. Последний номер, очень большая нагрузка. Устала. Понимаешь?
– Яр, у тебя всё в порядке? – говорит она, кивая и туго стягивая края вязанной кофты.
– Все прекрасно! – добавляю в голос тепла и веселья. – Не волнуйся. Папе привет! – касаюсь её плеча и быстро убираюсь прочь, потому что слёзы сейчас сами собой брызнут из глаз, и тогда я не смогу ничего объяснить.
Вылетаю из подъезда и заглатываю летящие навстречу снежинки. Они секут щёки, врезаются в ресницы и ползут слезами по коже.
Ненавижу зиму. Ненавижу снег. Ненавижу себя за то, что люблю призрака из сна.
Не рядом. Не вместе. Навсегда.
Просто-непросто, но нужно так.
Ты где-то там, а я здесь. Не беда.
Каждый по-своему счастлив. Да?
В офисе мрачно, как всегда. Журналисты распивают чай возле окна и бурно обсуждают любовный скандал известного местного музыканта. Белобрысый, синеглазый, накачанный мешок без мозгов снова отличился. Вечно улыбается в камеру, как идиот, таскается с кучей баб, а потом не они между собой не могут его поделить.
– Яр, ты с ума сошла? – Навстречу вылетает взъерошенная Ксюша – верстальщик.
Я холодно отодвигаю её и, выровняв спину, захожу в кабинет. Мой компьютер раскурочен, на рабочем столе творится изысканный беспорядок. Непонимающе оборачиваюсь.
