Первая
Помнит ли гусеница крылья?
***
Не буду тебя смешить,
Господи, какие чаянья.
Упакована в строку жизнь,
как пригородных расписание.
Шестерёнка пока цела
ходиков, чернила не высохли
на полях стиха, несть числа
твоим вдохам, моим выдохам.
***
На четвёртом этаже
чум,
вперёд плачено
за квартиру.
Как хочу,
так целую милую.
Краски алые,
тушь да чушь,
мне подобен
до пупка, изжоги.
Как хочу,
так имею бога.
***
И светлую путь,
и тёмную муть
пройди и забудь,
и живи как-нибудь,
перстом рассекая впалую грудь.
***
Шахтёрскую горку кофе
в чашке с кипятком размешать.
Зимний вечер.
***
А в холодном окопе моё лицо
не умыто и нет рукомойника.
А в бессонном окопе моём что ни сон –
всё к покойнику.
А в окопе моём вой,
мат и водка, а не молитва.
Всё стреляет на запах небритый мой:
мина-молот и пуля-бритва.
А накроет градом моё гнездо
и развалится моя крыша, –
стану звонче всего на свете я, а потом
всего на свете тише.
***
Будут деньги (а когда?),
я куплю гитару,
сам не ведаю зачем,
я ведь не играю.
Будут бутсы, я надену
шляпу для прогулки
и пойду косить траву,
хоть и не имею.
Будет женщина (зачем?),
я схожу с ней в магазин,
купим макароны,
чтоб сказать, что я люблю
вечером и утром.
Хайям. Недосказанное рубаи
Недаром прожил на земле свой век
нарисовавший звёзды человек.
***
Обрушился день
юбилейный на голову.
Не грусти, старче.
***
Вот идёт по стране человек.
Город, улица, рытвина, яма.
Тяжело поднимается век
на свисток Мандельштама.
***
Д.Р.
Совком провинцию не выскребешь.
Оставил город, тётку, друга.
–В столице столько незнакомых
и милых поэтессок, – улыбнулся.
***
Ангелы вздорят
за плечами. Пух летит
с головы моей.
***
Вся еда моя – сухарь с чаем,
все подвиги мои в прошлом.
Вздорят ангелы за плечами,
плохой и хороший.
Грустно в мире, как Слову в начале.
***
Выйду в снег, затискаю милочку,
продышу в январе дырочку
глубоко, с четверга на пятницу.
С неба месяц слезой свалится.
***
Один сказал: «Плодитесь, потребляйте».
И выросли плоды среди половы.
Другой нам поднял веки: «Сознавайте.
Не забывайте, что и вы от Слова».
***
Не из грязи – из дождя, снега,
из весной молодого смеха
да из пыли звёздной дороги. –
Чтобы помнил о боге.
***
Есть и другие строки на свете, Вергилий.
***
Ветер движется веткой,
жизнь – тройною спиралью.
Не суди человека
за кривую реальность.
***
Останется всё, как есть:
женщина, комната,
стихи на подоконнике.
***
Мы уедем на юг,
где лопатой сгребай
апельсины с бульваров,
в оранжевый рай.
Мы построим чертог
из песка без дверей.
Нашу тень на земле
отпечатает бог.
Нас укроет чертог,
нас утопит Агдам.
–Где Адам? –
скажет весело бог.
***
Мы сначала человеки, и поэтому
мы потом уже бомжи, рабочие, поэты.
***
Никакой такой суеты
у останней черты.
Пихнут на трассу –
катись просто.
Детская храбрость.
Женская кротость.
***
Тает снег.
Проявляется тропка
по дороге в посёлок.
***
Иду мимо
пункта стеклотары:
–Привет, Клара!
***
Зной в песке.
Прохлада в малиннике.
Пчёлы на языке лета.
***
Между малым и
большим нет диалога.
(В очереди к богу).
***
Прокуренные крики ворон.
Тёплый ветер.
Запах здоровой земли.
***
Приходят дурные мысли,
садятся за стол.
Пьём до утра.
***
Дождь повернул в проулок вместо меня.
Асфальт пузырится, в лужах фиолетовая фигня.
В сточной канаве фыркает рыба кит.
У Бандеры в колодце мокнет динамит.
Поздно однако и розы с шипами как-то некстати.
Женщина, словно родина, ждёт у хаты.
***
Вселенная
раскинула ноги.
Млечный сок.
***
Нельзя грустить более
шестнадцати строчек.
Не восстанешь.
***
Чуть начав, подводим итоги,
а итоги – едва начало.
Поминайте нас, ради бога.
Разных много.
Хороших мало.
***
Помолилась, за свечу десятку
отдала и ожидает дара.
…И посадит бог в ряду десятом
райского повторного театра.
***
Снилось облако.
Трогал – мягкое,
что грудь жены.
***
Поздно. Дождик. Перед женщиной вина.
Остальное всё – налоги да фигня.
Оратории
Слово – Бог,
похмелье – боги,
ангел – ключик золотой,
неизвестность – три дороги.
Лью – не выливается.
Пью – не напивается.
Просыпаюсь не на той.
Сумасшедший и горбатый,
проживаю в крайней хате.
Паспорт в брючине, а то.
Боль-тоска и грусть в пальто.
На голых клавишах лежит ладонь нагая.
По полым пальцам голый свет стекает.
Не бойтесь трогать музыку руками.
Дух во плоти – изъян
и любить он не мог.
Композитор был Бог.
Или пьян.
***
В мои окна-глаза
смотрит осень,
льют дожди,
воду пить идут лоси.
Моя комом блин плоть
матраса площе.
Сломал стол столяр,
сделал плотник плот.
Поплыла, в общем.
Ну а лавра привой,
пук петрушки, корона,
как трусы, свисает
вниз головой,
Боже мой!
с твоего балкона.
***
Хмурое – это обиженное ясное
(мама не дала «конфету ещё»).
***
Утро красным рисует дома,
и угрюмо встречают утро
весь в кровавых сомненьях Фома,
в страхе Пётр и с надеждой Иуда.
Ночь облыжная, день паскудный.
Так завещано, так и живи.
Меж Евангелием от Иуды
и Евангелием от Любви.
***
Я вынул корневища из земли.
Теперь заложу сад
на Большом Облаке.
***
Раскалываю
орехи. Хватит и мне,
и смелым птицам.
***
Зимнее небо.
Там за ангелов птицы
чёрной масти.
***
Весна. Грязь. Вышел
поговорить с погодой.
Кричат сороки.
***
Смотрю дорогу,
уводящую в небо.
Не толкайте в спину.
***
До осеннего дождя.
До сырой земли.
Дальше – сам.
***
Кривые ноги уйдут.
Вороньи волосы истлеют.
Микеланджело останется.
***
Поклоняются богу
клоны божьи.
Дети божьи
богу улыбаются.
Вторая
Моё слово и мои мысли суть
безупречные и счастливые бродяги.
Мишель Монтень
Март
Высокое солнце
сушит улицы для
тоскующей плоти.
***
Это камин щёлкает рифмы поэта.
Греет спину вышедший на пенсию Будда.
Это старость рассказывает, как
разрываются в мыслях солнечные сосуды,
как останавливаются века.
***
И я был наг.
Во тьме сияло слово.
Я сделал шаг.
Великий до смешного.
Рано весной
Муха делает пробный вылет.
Пчела разминает крылья.
Муравей ищет прошлогодние тропы.
***
День клонило ко сну.
В чайной чашке свернулось лето.
С недокуренной сигаретой
на диване закат уснул.
***
Вечер ушёл,
оставил зловещие краски,
как чудь лесную из Афанасьева сказки.
Но утро позднее ультрамарином
рисует высокие ноги на
плавающих гардинах.
***
Вольный перевод – это когда
во имя автора, переводчика
и художественного духа.
***
Тебе пять лет и разделять, и грабить,
а я пожизненный свой срок тяну.
И каждый день твои имею грабли,
как ежедневно ты – мою страну.
***
В три погибели согнулся,
достал руками земли.
Ух ты, йоханая хатха!
***
Мы узнали добро и зло.
Наше дерево расцвело.
За ветвями – завистливы тени.
Улыбнись перед грехопаденьем.
***
У Лены Рышковой
Бог с крестиком на шее,
на котором спит Бог.
***
Пиши так, чтоб
говорила «о!», читая
гейша твою хайку после чая.
***
Самолёт
с распятым лётчиком
высоко над облаками.
***
Сергей Ухин повторял:
«Открытая ладонь –
восход солнца».
***
Вот и снег в марте,
что январь недосыпал.
Тают мухи под солнцем.
***
Вся под ветром и дождём
просится принцесса в дом:
«Есть ли в доме сын и мать,
сыр, с горошиной кровать,
где от одиночества
спать совсем не хочется?..»
