Обще принятая точка зрения на возникновение отечественной науки и философии такова, что как таковой науки в России не существовало до императорского периода, то есть до Петра Первого, перенесшего науку, как и многое другое, с Западной Европы, и соответственно, не может идти речи о самостоятельном и полноценном развитии ни философии не науки в России. Все разговоры в этом отношении, что наука и философия в России появилась гораздо раньше – это-де фантазии, не имеющие ни чего общего с реальной историей науки в России.
За таким негативным подходом в отношение к истории возникновения отечественной философии и науки, скрыты две неявные предпосылки, которые должны быть выявлены и осмыслены. И если согласиться с этими неявными предпосылками, то негативное отношение к самой возможности существования философии, науки в России как самостоятельного от Запада феномена отечественной культуры, будет оправдано. В противном случае эти неявные предпосылки оказываются сомнительными.
Какие же это предпосылки, неявно принимаемые многими историками русской мысли и историками русской философии?
Во-первых, принимается в качестве допущения, что наука тождественна естествознанию, которое в свою очередь отождествляется с точным, экспериментальным и рационально-теоретическим знанием. Однако следует напомнить, что этот образ науки достаточно узок и является весьма поздним феноменом – он связан прежде всего с позитивистским образом науки второй половины XIX столетия, а не с теми формами философии науки, которые получили распространение как в европейской философии науки, так и в русской мысли, начиная с XVIII века. Кроме того, такой образ науки и основанная на ней философия науки исключают из состава науки гуманитарное знание, которое для целого ряда периодов истории человеческой мысли было центральным и составляло средоточие всей культуры.
Во-вторых, неявно предполагается, что теология и религия вообще враждебны науке, что в рамках сакрально-когнитивного комплекса не может вообще высоко оцениваться рациональное знание в целом, и научное знание, в особенности, что для развития рациональности и науки необходима секуляризация мысли. Тем самым исходным постулатом такой позиции оказывается убеждение в том, что наука предполагает обезбоживание, и секуляризацию мысли, что для ее развития как научной мысли необходим отрыв от теолого-религиозного комплекса. Если эта позиция и оправдана, то лишь относительно весьма недолгого периода в истории русской культуры, а именно периода 60-90-х годов XIX в. и развития науки в Советской России. Теология – и католическая, и православная – сама нуждалась в развертывании логических аргументов, форм доказательства, способов обоснования. Поэтому и внутри сакрально-когнитивного комплекса, присущего христианству, признается ценность целого ряда научных дисциплин, особенно филологии, риторики, герменевтики. Без них невозможно ни существование христианской теологии, ни ее трансляция последующим поколениям.
Современные историко-философские исследования науки, такие как работы П. П. Гайденко, посвященные изучению истории развития науки, достаточно убедительно показывают, невозможность разделения развития истории новоевропейской науки от истории развития западной философии. Эти два процесса имеют глубинные связи, и являются единым культурным феномен. Следует отметить уникальность и оригинальность проведенного русскими философами исторического исследования. Совместный анализ истории философии и науки позволяет воссоздать полную картину происхождения основных идей в философии и науке, их взаимную опосредствованность и внутреннюю логику развития, приведшую во второй половине ХХ века к глубокому кризису не только западную философию, но и западную концептуальную науку.
Современное математическое и физическое знание, за исключением прикладных аспектов, и теоретический кризис в котором они находятся являются непосредственными заложниками антропоцентрической (католически-протестантской) парадигмы, которую они сознательно или неосознанно разделяют. Прекрасный материал, подтверждающий этот тезис, представлен в работах П. П. Гайденко.
Другое, не менее важное открытие, которому мы обязаны, прежде всего, благодаря работам арх. Рафаила (Карелина), П. Гайденко и О. Данько, состоит в том, что антропоцентрический принцип отождествления нетождественного, апогеем развития которого выступила всеобщая диалектика Гегеля (диалектический метод), является модернизированной формой методологического принципа древних форм алхимии и языческих мистерий оккультно-демонического характера – Coincidencia oppositorum. Этот факт является дополнительным доказательством оккультной природы современной западной науки, философии и даже католичества и протестантизма в широком значении этого понятия. Идея эволюции, которой мы обязаны изначально Ч. Дарвину, за время своего господства совершила колоссальную работу по нравственному разрушению западного сообщества, а вслед за ним и других цивилизаций.
Эта примитивная концепция, способная удовлетворить только самое ограниченное сознание, своей наукообразной теорией стерла различия между человеком и животным, дала научное оправдание утверждению и господству животных инстинктов в истории и жизни человечества. Математическое западное естествознание нанесло сокрушительный удар и по гуманитарной сфере. Поскольку оно было объявлено и позиционировало себя как идеал научного познания и знания, его методы и подходы были использованы не только в биологии, но прежде всего в гуманитарных науках. В результате, гуманитарное знание было натурализовано. Особенно этот процесс затронул историческую науку.
После работы Т. Куна «Структура научных революций» [1], понятие научная парадигма прочно вошло в понятийный аппарат современных исследований в истории и философии науки. Это произошло потому, что Т. Куну удалось увидеть в развитии и содержании науки более глубокий социокультурный контекст, чем это традиционно понималось до него, который выходит за границы понятия научная теория и позволяет по-новому увидеть внутренние механизмы формирования и производства научного знания.
Согласно Куну, понятие парадигма имеет два основных смысла (значения). В первом, понятие парадигма употребляется в широком социологическом контексте и включает то, что объединяет членов научного сообщества – убеждения и ценности. Под научными ценностями он понимает такие критерии как внутренняя и внешняя последовательность, полезность для общества, простота, логичность и т. д. Второй смысл – это понимание парадигмы как модели, образца решения конкретных «головоломок» данной науки. Второе значение автор признает более глубоким.
