1. Пролог
Он идёт, идёт!
Стихает царящее в зале оживление. Девушки выпрямляют спины, одёргивают платья и замолкают, готовясь к встрече с Адамом.
— Да отстань ты, дура! — толкает Лорен соседку, глупую как курица Люси, которая всё норовит схватить её за руку.
— С этими новенькими вечно столько проблем, — понимающе наклоняется к ней Мэри. — Уверена эта Люси вылетит уже завтра.
— Думаешь она не откажется? — всё так же тихо спрашивает подруга.
— А ты бы отказалась? — вопрос, который девушки задают друг другу каждый день, изо дня в день. И каждая из них в глубине души знает ответ: ни за что.
— Вот увидишь, если он выберет меня, — откидывает за спину блестящие тёмные волосы Мэри, — я откажусь.
Лорен, конечно, не показывает вида, что не верит. Уж чему-чему, а умению скрывать свои чувства она точно научилась за эти два месяца. А уж сколько раз она слышала это «откажусь». Только ни разу ни одна ещё не смогла. И эта Мэри, что целый месяц крутит перед Адамом хвостом, примет его красную розу как миленькая. И новенькая, что тут без году неделя, если выбор падёт на неё, согласится на единственную ночь с ним.
Но, если сегодня Адам выберет её, Лорен, как она привыкла себя называть в этих стенах, возьмёт эту чёртову розу не сомневаясь. Это невыносимо: видеть его каждый день, прикасаться, ловить его взгляды, получать подарки. Каждый вечер надеяться, что он выберет её и в то же время мечтать, что не выберет. Она устала метаться. Если ей не суждено выйти за него замуж, она хочет принадлежать ему хотя бы на одну ночь.
— Девушки, — бархатный баритон Адама заставляет всех не просто замолчать, затаить дыхание. Обычно вечером он одет с иголочки. Костюм, галстук, всё идеально. Но букет роз, что сегодня держит его помощник настолько мал, что это мучительное ежевечернее испытание обещает быть коротким.
Их осталось всего пятнадцать. А значит, завтра большой свежий заезд, и, если Лорен не выберут сегодня, она опять затеряется в этой толпе зубастых, наглых, самоуверенных новеньких, каждая из которых будет биться за своё место рядом с Адамом и локтями, и каблуками.
Гладкий стебель первого белого цветка ложится в длинные пальцы мужчины.
Господи, как же он хорош, особенно когда закрывает глаза, и смиренно опускает голову на грудь, словно ему невыносим этот выбор. Словно каждую девушку он провожает, вырывая из сердца. Но он вынужден это делать — таковы условия шоу.
Четырнадцать белых и одна алая роза.
Адам стоит пару секунд, а потом открывает глаза и с тяжёлым вздохом поднимает голову.
— Люси.
Сердце обрывается у каждой. Но первым легче всего. Они и испугаться не успевают.
Вот и соседка Лорен, эта смазливая пустышка, протискивается вперёд со счастливой улыбкой на губах. Он выбрал её. Выбрал! Она продолжает борьбу.
— Люси, — делает он паузу, заглядывая в глаза, пока эта дурочка приплясывает перед ним от счастья. — Ты возьмёшь эту розу?
— Да, Адам! Да! — виснет она у него на шее. — Спасибо!
В её глазах не блестят слёзы. Новенькая! Что с них возьмёшь? Для неё это пока просто игра. Подпрыгивая от счастья, она занимает отведённый для участниц подиум.
Адам не провожает её взглядом. Берёт следующий белый цветок… а потом следующий…
Одно за другим звучат имена. Редеет букет. Одно за одним освобождаются рядом с Лорен места.
Последнюю белую розу уносит, пошатываясь на неверных ногах её подруга Мэри. И Лорен остаётся… одна.
Пятнадцать пар искусно накрашенных глаз смотрят на него с обожанием. Пятнадцать сердец замерли в ожидании. Пятнадцать. Но сегодня он разобьёт только одно.
— Лорен.
Ну вот и всё! Она делает шаг вперёд.
И забывает всё, к чему стремилась когда-то, глядя в его тёмные глаза. И посылает к чёрту всё, когда он протягивает ей эту проклятую последнюю розу.
— Станешь моей?
— А ты как думаешь? — гордо вскидывает она голову.
— Это твой выбор, — мягко улыбается Адам.
— Да, Адам, чёрт тебя побери! Да!
2. Пролог. Адам
Задёрнутые шторы. Приглушённый свет.
В полумраке комнаты белеет кровать. В ведёрке со льдом потеет бутылка шампанского. Баюкает нежная, располагающая к чудесному вечеру музыка.
Девушка волнуется. Храбрится, зная, что это неизбежно, но дёргается, потому что не знает, чего ожидать.
Честно говоря, до последнего момента я и сам не знаю, кого должен выбрать и что с ней делать. Это решают те, кто платит.
Сегодня, несмотря на романтическую обстановку, я должен быть груб.
Ну, груб так груб. Девчонка дерзкая. По-хорошему, она заслужила изрядную трёпку. Ох и выпила она у меня кровушки за эти два месяца! Отшлёпать бы её за это хорошенько. По-доброму. Ладошкой по голой попе. Я большего и не хочу. Но никто здесь не спрашивает, чего хочу я? А застывшие у экранов толстосумы сегодня хотят жестокости. Редкий случай — девственница. И они мечтают увидеть ужас в её глазах, её сопротивление, потрясение, шок. А я… я просто должен делать свою работу.
— Шампанское? — сам разливаю я искрящийся в свете горящих свечей напиток. Но подаю только один бокал и только ей.
— Немного, — зачем-то кокетничает она.
Пей, дурочка! Будет больно. И пока она смакует дорогой напиток и разглядывает меня, методично снимаю пиджак, галстук, рубашку. Аккуратно вешаю их на спинку кресла. Ставлю рядом ботинки. Стягиваю и бережно сворачиваю брюки. Носки и шелковистые боксёры отправляются вслед за ними.
Даже слышу, как жужжит камера, разворачиваясь в тёмном стеклянном полушарии, чтобы показать удивлённое лицо девушки и мой вздыбившийся орган. Уверен, эти у экранов, уже свесили свои вялые члены из ширинок, уже ласково поглаживают их мозолистыми руками, готовясь к нам присоединиться. Добро пожаловать, господа!
Девушка делает небольшой глоток и отставляет фужер.
Ты сделала свой выбор, милая! И я наотмашь бью её по лицу.
Задохнувшись от неожиданности, она отлетает к центру комнаты и падает на мягкий ковёр. Силится подняться в узком платье, встаёт на четвереньки. Но мне большего и не надо. Задираю эластичную ткань платья, прижав её к полу одной рукой.
— Адам, — инстинктивно пытается она вырваться, не понимая, что происходит.
— Заткнись, сука! — рывком спускаю к коленям её крошечные трусики.
Надеюсь, она вообразила себе хоть что-нибудь, пока мы танцевали. Хоть немного намокла, когда я нежно прикасался к её губам в поцелуе. А то трахать её на сухую то ещё удовольствие. К счастью, она гладенько выбрита и в меру влажненькая. Сдвигаюсь, чтобы камера запечатлила её розовенький бутончик во всей красе. Хоть это и сложно — она вырывается.
— Нет! — дёргается, брыкается, пытается отползти, норовит меня лягнуть острым каблуком.
— Напрасно, милая, — старюсь, чтобы голос мой звучал как можно мягче. Но, зажимая её, не могу попросить, чтобы она расслабилась и намекнуть, что так ей будет легче. Это шоу. Зрители ждут сопротивление. Ждут настоящие эмоции. Её боль. Мою непреклонность. — Я всё равно трахну тебя, хочешь ты этого или нет. Здесь. И сейчас.
