Мы тогда называли друг друга так: Инка, Ленка, Андрюшка… Почему-то это было модно.
Групповая фотография – вся наша компания: Андрюшка Михеев, Вадик Бородко, я – старшие, семиклассники; Инка, двоюродные братья Севка и Валик (Валька, но его всегда звали именно так), Светка Бородко и моя подружка Иринка и почти сестра (наши родители дружили семьями) – младшие, четвероклассники. Вот сейчас удивляюсь: в том возрасте три года – огромная разница, а ведь нам было интересно вместе! Инка со Севкой и Валиком вообще воспринимались как ровесники, а Иринка со Светкой были приняты в компанию на правах младших сестер.
С Иринкой мы дружили давно, с ее совсем уж мелких лет. Наши мамы работали вместе в яслях. Однажды, перед Новым годом, все женщины (ну, а кто в яслях работал – одни женщины) собрались, как теперь бы сказали, на «корпоратив»: просто принесли из дома всякие вкусности собственного приготовления, пили чай и немножко вино, разговаривали, пели… Детей, у кого не было с кем дома оставить, тоже взяли. Только взрослые сидели за столом, а нас быстренько покормили и отправили гулять на ясельный участок. Там в дальнем углу была сделана довольно-таки большая ледяная горка. Ребятишки собрались 3- 4—5 лет, я была самая большая: еще бы, 7 лет, уже в первый класс ходила!
Малышня принялась кучей залезать на горку и съезжать тоже кучей, толкаться, падать. Кто-то уже подрался, кто-то уже готовился зареветь… Я на правах самой старшей быстренько навела порядок, выстроила ребятишек в очередь, кому-то пальцем пригрозила. Так что скоро все весело и дружно катались.
Мне очень понравилась одна девочка лет четырех: вся она была какая-то ладненькая – шубка, аккуратно повязанный шарфик, который почему-то совсем не сбивался, из-под шапки ничего не торчит. Она спокойно дожидалась своей очереди, а когда съезжала вниз и даже падала, то так заразительно хохотала, что смех тут же подхватывали все дети. И вообще, от нее веяло какой-то спокойной радостью. Но поразили меня ее глаза: на солнце они становились ярко-синими!
У Иринки на всю жизнь сохранилась эта особенность: обычно темно-серые, на солнце ее глаза сияли яркой синью! Никогда ни у кого такого цвета глаз я больше не встречала, да и не только я – многие люди до сих пор интересуются у Ирины, где она купила такие красивые линзы. Уже взрослой я искала в Интернете такой оттенок в природе, нашла только у ляпис-лазури.
Потом, когда дома я рассказывала маме про славную девчушку, она сказала:
– А, так это Ирина, дочка нашей медсестры тети Али! Да Аля и сама такая же – веселушка. А ты бы знала, какие вкусные булочки она печет!
– А ты откуда знаешь?
– Она приносит иногда к чаю, угощает. Да она сколько раз меня к себе приглашала уже! Вот сходим как-нибудь, попробуешь.
Потом наши мамы, а за ними и папы, как-то сдружились: папы ездили на рыбалку, мы семьями отмечали праздники, да и просто так частенько мамы вместе с нами ходили друг к другу чайку попить, поболтать. Идем мимо их дома – обязательно заглянем хоть на пол часика. А потом мы с Иринкой уже сами друг к другу бегали. Однажды – Иришка уже в первом классе училась – мы с мамой и братом пришли к ним в воскресенье. Мы, конечно, в их дворе играли, а мамы сидели в комнате – пили чай и разговаривали.
Мы забежали с улицы – попить. Пока Иринка наливала нам из банки гриб, я увидела на столе бутылку с чем-то коричневым и, по всегдашней своей привычке читать все и везде, прочитала на ней: «Гематоген». Как так? Гематоген – это же как шоколадки, мы их иногда покупали полакомиться.
Спросила. Иринка скривилась:
– Да врач сказал, что у меня железа в крови мало, и выписал его пить. А я не могу, это такая гадость, фу!
– Странно. Гематоген же вкусный!
– Да я его и твердый-то терпеть не могу, а этот – вообще!
– Ты что, гематоген не любишь? – изумился Димка. – Так может, и этот вкусный, просто тебе не нравится?
– Ну хочешь, попробуй, – Иринка достала столовую ложку.
Димка взял ложку, попробовал.
– Слушай, давай еще, мне понравился!
– Да на! – Иринка налила еще. Димка с удовольствием выпил.
– Дайте-ка мне попробовать! – не вытерпела я. – Вкусно! Как обычный, только жевать не надо!
– О! Я знаю! Вы выпейте еще немножко, и вообще, как будете к нам приходить, потихоньку будете отпивать, а я скажу маме, что это я! – обрадовалась Иринка. – А то она ругается, а я не могу!
– Да мы с удовольствием, – засмеялась я. – Вот только кровь-то твоя от этого лучше не станет.
– А ты думаешь, так станет? Все равно я его пить не буду, лучше в туалет вылью, а так хоть вам вкусно будет.
– Ну, раз в туалет, тогда лучше нам, конечно, – снова засмеялась я.
– Слуууушайте… – протянула Иринка. – Мне еще хлористый кальций выписали, он еще хуже. А вдруг вам тоже понравится? – она с надеждой посмотрела на нас.
– Давай! – Димка уже предвкушал очередную вкуснятину. Но, едва попробовав, начал плеваться: – Фу, ну и дрянь! Нет, это я точно пить не буду!
Я тоже чуть-чуть попробовала.
– Да, дрянь! Ир, но если надо тебя выручить, я по одной ложке, так и быть, буду пить, только заесть потом чем-нибудь надо будет.
– Нетушки! Гематоген пейте, раз вам нравится, а это я буду понемножку в раковину выливать! Вот так! – она подошла к раковине и немного вылила. – И все!
На том и порешили.
Иринка и правда, была очень худенькая, при этом всегда веселая, подвижная, легкая. Мне она напоминала стрекозку: длинненькая, глазастая, того и гляди – раскинет тонкие прозрачные руки-крылышки, застрекочет и полетит куда-нибудь над травой, над цветами, в голубые небеса…
Еще две фотографии из моего альбома: на первой Иринка в тот самый первый день, когда я ее увидела, на той самой горке – стоит в цигейковой шубке и такой же шапке, в руке лопатка. Кто фотографировал – не помню, наверное, я тогда еще не вышла на улицу.
И вторая. Уже потом, тем летом, в яслях ждали фотографа, а так как это тогда было редкостью, то многие работницы захотели и своих детей сфотографировать. Иринку принарядили в новую кофточку и повязали большой бант. Вот тут-то она и взбрыкнула: всегда покладистая, она сорвала бант с головы, надулась и наотрез отказалась фотографироваться. Закрывалась руками, отворачивалась. Уговорить не мог никто – ни тетя Аля, ни моя мама, ни фотограф, ни другие женщины, никак – ни с бантом, ни без банта… Наконец, уже почти смирившись, тетя Аля придумала: – Иринка, а с Леной будешь фотографироваться?