Нестерпимо горячо и влажно. Так приятно, что хочется тянуться следом за прикосновениями невидимой руки, отдаться им полностью, слиться с ними. Я закусываю губу и умоляю всех известных мне богов, чтобы ласка не прекращалась, чтобы тяжесть внизу живота скручивалась плотнее, сворачивалась раскаленными пружинами и выстреливала в кровь мелкими пузырьками невыразимой сладости.
И от этого становится стыдно.
А потом уже – когда влажный жар чужих губ берет в плен набухший сосок – становится все равно.
Кричу в небо, в пьяную безграничную синеву, и не могу сдержать дрожь, когда сильная рука проходится по спине, властно, будто давно знает каждый мой изгиб, оглаживает ягодицы и требовательно раздвигает мне ноги, подбираясь к влажной горячей сердцевине.
Касается уверенно, безжалостно, растирает по складкам пряный сок, а крепкие пальцы проникают внутрь. Совсем чуть-чуть. Скользят по чувствительной плоти, растягивают, наполняют собой, а я мечусь из стороны в сторону, бормочу какую-то чушь, умоляю о большем, но мой мучитель не отвечает.
Он вообще ничего не говорит, только смотрит. Прожигает душу кобальтовой синевой нечеловеческих глаз и усмехается, обнажая острые волчьи клыки.
Смотрю вниз, и сердце прошивает укол страха.
Мой волк – большой мальчик.
Его каменная эрекция прижимается к низу моего живота и чуть покачивается, а я чувствую его жар, желание и нетерпение. Дикую потребность ворваться в меня, покорить, сделать своей.
Заявить права всеми возможными способами.
Как завороженная слежу за прозрачной капелькой, скатывающейся вниз по массивной – идеальной – головке. Темные, наполненные раскаленной кровью вены оплетают тяжелую длину, и кажется, что волк замер в ожидании под моим пристальным, изучающим взглядом.
Чего он ждет? Разрешения?
Или униженной мольбы?
Облизываю пересохшие губы и тянусь к вызывающе твердому члену. Очерчиваю головку кончиками пальцев и слышу глухой рык, сорвавшийся с идеальных чувственных губ.
Длины моих пальцев не хватает, чтобы взять его в кольцо, и я скулю от разочарования, потому что не смогу дотянуться до волка второй рукой.
– Скажи мне “да”, Нанна, – рычит он и подается вперед, проехавшись всей своей длиной по припухшим складкам. – Скажи “да” – и я весь буду твоим.
Открываю рот, чтобы выкрикнуть это проклятое “да”, потому что нет больше сил терпеть муку: я не способна справиться с пустотой, которую он может заполнить так правильно, так плотно!
Но язык не слушается, а из горла рвется только задушенный хрип.
Лицо моего волка расплывается перед глазами, искажается, тонет в накатившей черноте; и последнее, что я вижу, – синеву его глаз, наполненных невыносимым страданием.
Подскакиваю на постели с немым криком и хватаюсь за стиснутое спазмом горло. Простыни мокрые насквозь, а тончайшая сорочка противно липнет к разгоряченному, влажному от пота телу.
Всего лишь сон?..
Щеки краснеют от стыда, а в голове проносятся обрывки горячечного видения, и клянусь, я все еще чувствую прикосновение крепких пальцев к…
Медленно спускаю босые ступни на пол и невольно ежусь от холода. Гладкий деревянный паркет мягко поблескивает в свете потрескивающего очага, на стенах играют в салки глубокие тени, а за окном все еще танцует непроглядная зимняя тьма. Даже свет луны не может с ней справиться, отчего в груди колет от страха и волнения.
Сон не отступает, как я его не прогоняю. Льнет к рукам и спине, бежит мелкими мурашками по коже, прокручивается в мыслях снова и снова – и не остановить его, не стереть и не смыть холодной водой. Осторожно поднявшись, я цепляюсь пальцами за тяжелую ткань балдахина и делаю несколько судорожных вдохов.
“Скажи мне “да”, Нанна”.
Зажмуриваюсь до кровавых кругов, до болезненных искр под веками и на ощупь бреду к тяжелой фарфоровой чаше, наполненной ледяной водой. Запах лаванды бьет в нос, отрезвляя, но слова лихорадочным вихрем все вертятся и вертятся в голове.
Бросаю взгляд на вешалку у зеркала и целую минуту рассматриваю свой свадебный наряд: белоснежное кружево и затейливая вышивка.
Вот-вот я стану женой капитана-регента острова Таселау, но мой избранник не имеет ничего общего с мужчиной из ночного видения.
И это терзает меня с того самого дня, как волк начал топтаться в моих снах, будто у себя дома! Я чувствую вину, живу с ней, ношу с собой ежеминутно, скрываю за улыбками, когда беседую с отцом, прячу за смехом и шутками, когда гуляю с матерью. Не могу простить себе слабости, не могу смириться с терзающим меня голодом, потому что там, за размытой гранью сновидений, я мысленно давно сказала “да”.
И, наверное, никогда не скажу его вслух.
Кому? Незнакомец из сна в реальной жизни не спешил появляться, да и не бывает в реальной жизни таких людей…
Ведь не бывает же?
Тряхнув головой, я хватаю гребень и пытаюсь распутать светлые волосы, безжалостно свалявшиеся во время сна и похожие теперь на воронье гнездо. Прядка за прядкой, локон за локоном, медленно возвращаю себе душевное равновесие.
Все хорошо, все в порядке.
Все хорошо…
Отлично!
Сегодня я встречаюсь с Альгиром Верти. Матушка в восхищении: только и трещит о том, как мужчина хорош собой и как мне повезло с женихом.
Она – восторженная женщина, живущая историями о благородных правителях. Даже если бы Альгир въехал во двор замка с мечом наперевес и требовал бы отдать ему наш дом, матушка бы только в ладоши хлопала и умилялась тому, какой он порывистый и дерзкий.
Вернуть ее из мира сумасбродных фантазий уже невозможно. Только смириться.
Аккуратно уложив волосы, я снимаю с вешалки простое синее платье, которое почти теряется на фоне свадебного наряда. Это костюм для встречи, который должен убедить Альгира, – перед ним трепетная, нежная натура, готовая на что угодно ради своего будущего господина.
Даже щеки щипать не пришлось, изображая здоровый румянец – меня и так порядочно лихорадит, будто всю ночь я бегала по зимнему лесу в одной сорочке.
Внутри скребется уверенность, что Альгир и так знает, что никакой симпатии я к нему не испытываю. Самое большее – уважение к силе и положению.
Это не редкость для договорных браков. Есть надежда, что мы хотя бы не будем швыряться друг в друга посудой и справимся с… близкими отношениями.
Тяжело сглатываю и напоминаю себе, что и этого тоже не избежать.
Мужчина не будет сыт уважением – ему нужен наследник, как и любому правителю.
– Что-нибудь придумаю, – шепчу тихо и подмигиваю своему отражению в зеркале – бледному и перепуганному. – Вот посмотришь, Нанна, все будет хорошо.
И то, что я делаю это ради матушки и ее спасения, капитану-регенту знать не обязательно.
***
Визит Альгира – всего лишь вежливость. Он спокойно может сейчас же посадить меня в карету и увезти в замок, без церемоний и рассусоливаний, но мужчина любит, когда все идет по плану и не отступает от замысла ни на шаг.