Глава 1. Сольвэ
Мягкий ковер заглушал шаги, и ноги по щиколотку тонули в тусклом бордовом ворсе. Узкий темный коридор уходил вглубь особняка разноцветной лентой, а от стен, обшитых золотистыми резными панелями, пахло шалфеем, корицей и сушеной сливой.
Каждая из них стоила целое состояние и была сделана вручную из ароматного пустынного дерева. Кажется, оно называлось арм-савар. «Лисья кровь».
Уголек не помнила наверняка.
Прижатые к груди книги тянули вниз. Стопка угрожающе раскачивалась, заставляя из последних сил цепляться за корешки пальцами и мысленно проклинать собственное упрямство. Запястья скрутило от тупой боли, и пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Раздосадованно цыкнув, Уголек прислонилась к стене и уперлась лбом в книжную башню.
Сольвэ предлагал помочь, усиленно намекал, что нужные труды – почти неподъемные талмуды. Резкое «нет» совершенно не задело иномирца, Уголек даже удивилась его спокойствию.
Но теперь стало понятно, почему он так усмехался, глядя на ее упрямо вскинутый подбородок и уверенный взгляд.
Из прически выбился черный локон и бесцеремонно упал на глаза. Пришлось навалиться на книги всем весом и прижать их к стене, чтобы освободить одну руку и отбросить надоедливую прядь в сторону.
– Ой-ей, – запричитала Уголек, когда стопка чуть накренилась в сторону.
Удерживать такой вес – слишком тяжело, отчего накатило чувство горькой досады.
Дрожащая башня накренилась еще сильнее. Отчаянно вцепившись в стопку, Уголек коротко вскрикнула и зажмурилась.
Грохота не последовало, хотя книги должны были упасть. Руки коснулось что-то теплое, и стопка выскользнула – будто растворилась в воздухе.
– Ты в порядке?
Вот же!
По позвоночнику прокатилась дрожь. Ладони моментально вспотели, и пришлось незаметно встряхнуть руки, чтобы остудить их.
Открыв глаза, Уголек столкнулась взглядом с Сольвэ, и жар прилил к щекам.
Иномирец отступил в сторону, пропуская ее вперед. Кажется, даже поклонился, будто в насмешку. Стиснув зубы, чтобы не бросить какую-нибудь колкость, Уголек сделала шаг, но так и застыла посреди коридора.
Совершенно не хотелось оставлять иномирца за спиной, но тот вопросительно изогнул бровь и качнул головой в сторону лаборатории.
Ладно, мрак с тобой!
Она вообще не слышала его шагов. Казалось, что Сольвэ не касался пола, а ведь с такой ношей должна была скрипнуть хотя бы одна половица! Пришлось украдкой обернуться. Проверить, не испарился ли провожатый.
Нет, не испарился. Более того, еще воспользовался моментом и бесстыже оглаживал взглядом ее спину. Это прикосновение было почти осязаемым – будто кто-то сжал плечи и скользнул вперед, по ключицам, к вырезу простого платья. Невидимые пальцы запутались в волосах, потянули назад.
Воздух со свистом ворвался в легкие. От смущения и гнева покраснели даже кончики ушей. Дернувшись, девушка стряхнула наваждение.
Всего лишь иллюзия. Тебе кажется.
Их взгляды схлестнулись, точно клинки, высекая из воздуха невидимые искры. Глаза иномирца совершенно черные, топкие, как болотная трясина, в них с легкостью можно было потеряться навсегда, только желтые радужки полнились теплыми вихрями и тягучим блеском.
Глаза чужака. Хищника, готового к долгой, изнурительной охоте.
Кожу обметал легкий загар, белоснежные волосы, густые и чуть вьющиеся, в полнейшем беспорядке. Можно было подумать, что Сольвэ спал, но это иллюзия. Их народ не спит.
Чувственный рот плотно сжат. Иномирец делал все, чтобы сохранять серьезное выражение лица.
– Прошу не смотреть на меня… так, – во рту пересохло, невозможно сглотнуть.
– Как – так? – в голосе ни тени смущения или волнения. С таким же успехом можно было беседовать с каменной глыбой.
Будь ты проклят!
Передернув плечами, она ускорила шаг.
– Ты знаешь, о чем я!
– Понятия не имею, – последовал невозмутимый ответ.
Новое незримое прикосновение выбило почву из-под ног. Воздух обрел плотность, превратившись в расплавленный воск, скользящий от бедра к животу, где медленно стягивался болезненный узел.
На негнущихся ногах Уголек влетела в лабораторию и прошагала к массивному столу в центре комнаты, заставленной книжными шкафами и колбами из люза. Сольвэ даже шагу не прибавил. Шел медленно, аккуратно придержал дверь и так же аккуратно положил книги на стол. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Только глаза бросали вызов и откровенно смеялись.
– Чем займемся сегодня? – спросил он.
– Я все сделаю сама, спасибо, – голос подломился, и ответ прозвучал совсем неуверенно. Кашлянув и стукнув кулаком по груди, Уголек отвернулась, пряча пылающие щеки.
Сольвэ пожал плечами и направился к выходу. Не возражал и не задавал вопросов.
Странно. Задумал что-то!
Стоило двери за иномирцем закрыться, как поток воздуха прижал девушку к столу. Уплотнившись настолько, что можно было сжать горячие вихри в ладони, он коснулся губ – едва уловимо, словно бабочка задела кожу крылом.
Во рту стало нестерпимо сладко, будто кто-то капнул на язык медовой эссенции, дыхание застряло в горле, и не было сил двинуть головой. Что-то незримое жестко фиксировало затылок, намотав волосы на невидимый кулак.
Рванувшись вперед, Уголек не почувствовала сопротивления. Вокруг нее закружились золотистые искры. Если кто-то и игрался с магией, то он взял все, что хотел, и моментально испарился. Коснувшись дрожащими пальцами губ, она ощутила, как жар обжигает кожу.
– Сольвэ! – зло прошипела Уголек и ударила кулаком по столу. – Чтоб тебе сгореть!
***
Несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить сердце. Пара мгновений, чтобы привести в порядок волосы. Движения были отточенными и быстрыми – они возвращали самообладание.
Повернувшись к столу, она положила ладони на крышку, царапнула ногтями гладкое дерево. В комнате было нестерпимо душно.
Тряхнув головой, Уголек откинула со лба надоедливую прядь и открыла одну из книг, медленно выискивая нужную страницу. Пальцы шуршали, перебирали пожелтевшую бумагу. Буквы древнего языка постепенно складывались в слова, дарившие великое знание. Но и его было недостаточно.
Закусив губу, Уголек упрямо вчитывалась в каждое предложение, пытаясь найти новые зацепки, но на деле она просто проверяла в сотый раз давно оформившуюся мысль.
Отец годами вынашивал этот план, только воплотить его не успел.
Считал, что именно кровь детей Создателя способна снять проклятье ломкоты, но два месяца назад недуг остановил его поиски.
Уголек видела перед глазами его лицо так отчетливо, будто все случилось вчера. Остекленевшее и бескровное, не способное выражать эмоции. Застывший хрусталь, в котором едва ли угадывалось движение мысли. В конце пути отец уже не мог говорить, не вставал с постели, не ел. Это было тяжелое время. Невыносимое бремя, давившее на плечи дочери. Уголек с головой погрузилась в ледяной омут одиночества и обиды.
