Лондон, конец мая 1817 года
Хоть Джорджетта Фрост и была наделена богатым воображением – а чего еще ждать от девушки, выросшей в книжном магазине? – но и она не смогла бы представить себе нынешнюю ситуацию даже в самых смелых своих мечтаниях. И дело вовсе не в том, что на ней сейчас была мужская одежда: волшебные сказки очень часто повествовали о героинях голубых кровей, вынужденных переодеваться мужчинами, дабы сбежать от злых и деспотичных родственников-опекунов. К тому же в жилах Джорджетты текла вовсе не голубая кровь – скорее уж кровь ее была приправлена чернилами многих поколений предков, подвизавшихся на ниве книготорговли. А кузина Мэри вовсе не была злой и деспотичной, просто ее одолевали бесконечные заботы, так как на ней был не только магазин, но и целый выводок маленьких детей.
Но Джорджетту нисколько не пугала перспектива отправиться одной в большой мир, уложив свои скромные пожитки в небольшой сундучок, – ведь она наконец-то освободилась от бесконечных книжных полок и покупателей в накрахмаленных воротничках, постоянно донимавших ее своими вопросами, и чувствовала себя сейчас восхитительно свободной. Так она и явилась на почтовую станцию, намереваясь впервые в жизни составить компанию старшему брату в его странствиях.
Была, однако, проблема – всего одна, зато весьма существенная. И проблемой этой являлась чопорная личность шести футов роста, с ястребиными чертами лица. То был лорд Хьюго Старлинг, младший сын герцога Уиллингема и друг Бенедикта, старшего брата Джорджетты. Этот джентльмен казался воплощением холодной рассудочности – суровый ученый-книжник и затворник к тому же. И, появляясь в книжном магазине семейства Фрост, сей немногословный лорд неизменно демонстрировал все эти качества. Он, казалось, вечно злился на весь мир, за исключением последней книги, что попалась ему на глаза.
К сожалению, лорд Хьюго не всегда проводил время в книжных магазинах – именно поэтому Джорджетта столкнулась с ним на почтовой станции, так и не успев занять место в дилижансе. После публичной перепалки, которая не делала чести ни ему, ни ей – хотя лорду Хьюго все-таки не следовало совать свой нос с изящной горбинкой в ее дела, – Джорджетта нехотя забралась в его карету.
И теперь он с комфортом восседал на мягких бархатных подушках, а она сидела напротив, гневно сверкая глазами.
– Милорд, отчего вы говорите, будто то, чего я хочу, невозможно? Вы же сами спросили меня, куда я хочу поехать.
– Да, спросил. Но я не сказал, что готов вас туда отвезти. Было бы неправильно отправлять вас в дикие дебри Дербишира.
Дебри? Джорджетта чуть не рассмеялась. Вероятно, Дербишир со всеми его обширными лугами и стадами действительно мог показаться дикими дебрями лондонскому аристократу, который с таким изяществом умел повязывать шейный платок. Джорджетта и сама выросла в Лондоне. Но если твой старший брат служит в Королевском флоте, то можешь считать, что кое-что повидала – пусть даже черпая информацию только из его писем.
Однако эта карета… Она-то явилась из того мира, которого Джорджетта совсем не знала, – из мира роскоши. И действительно, все здесь сияло и благоухало, а на мягчайших бархатных подушках – ни пылинки!
Джоджетта тихонько вздохнула. Ее видавшая виды куртка и мальчишеские ботинки казались на улице отличной маскировкой, но сейчас она чувствовала себя жалкой замухрышкой. Бледно-золотистые пряди, выбивавшиеся из-под ее кепи, казались тусклыми и неопрятными… И вообще все было просто ужасно! Она теперь была как Рапунцель, которую снова заточили в башне. Или, возможно, Золушка, для которой нашлась работа потяжелее.
А лорд Хьюго, когда спасал ее – нет, похищал! – был обрызган жидкой грязью и облит каким-то дешевым пойлом. Его дорогой сюртук был весь в пятнах, и от него жутко воняло спиртным, однако милорд каким-то образом сохранял совершенно невозмутимый вид и был, как казалось, вполне уверен в себе. Подобно своей карете, он был сама элегантность!
Снова вздохнув, Джоржетта пробурчала:
– Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я собиралась разыскать брата.
Лорд Хьюго что-то пробормотал себе под нос («дурацкая затея» – так ей показалось), а потом он спросил:
– Хотите добыть королевскую награду, не так ли? Ваш брат уверен, что сможет ее заполучить. А вы, значит, решили ему помочь?
– Да, разумеется, – кивнула Джорджетта. – А кто же откажется от пяти тысяч фунтов?
Пять тысяч фунтов! Именно такова была награда, которую Королевский монетный двор посулил тому, кто укажет местонахождение ценной пропажи – пятидесяти тысяч золотых соверенов. Это были совсем новые монеты, еще не выпущенные в обращение; неизвестные похитили их несколькими неделями ранее во время загадочного и жестокого налета на монетный двор. Грабители убили четверых охранников и вынесли шесть сундуков с золотыми соверенами. С тех пор о золоте никто ничего не слышал, а потом вдруг один из украденных соверенов появился в небольшой дербиширской деревушке, и туда тотчас изо всех уголков Англии устремились толпы искателей сокровищ.
В эту-то деревню под названием Строфилд отправился и Бенедикт, как только вернулся из своего последнего плавания. И именно туда хотела поехать Джорджетта – чтобы разыскать брата, а заодно добыть себе состояние.
– Поживете у моей матери, пока мне не представится возможность написать вашему брату, – проговорил лорд Хьюго. – Станете гостьей герцогини Уиллингем. По-моему, это будет… очень мило.
Скрестив на груди руки, Джорджетта решительно заявила:
– Нет, не поеду!
Сказано это было, конечно же, очень резко, но ведь и лорд Хьюго не очень-то церемонился, когда увозил ее с почтовой станции. И в результате пропал ее билет, на который она долго копила деньги, с трудом откладывая гроши из своего жалованья в книжном магазине. Ох, выходит, она зря истратила деньги!
– Ваше поведение никак нельзя назвать любезным, – продолжила Джорджетта. – Вы сказали в толпе незнакомых людей, что я – ваш вороватый племянник, который украл столовое серебро у своей умирающей матери!
Ему бы смутиться, но этот проклятый аристократ криво усмехнулся и заявил:
– Зуб за зуб, знаете ли… Вы ведь сказали, что я пьян… А еще вы сказали своим родственникам, будто вас пригласили погостить в моей семье. Разве не справедливо будет, если хоть одно из ваших лживых измышлений окажется правдой?
