Мужик еле шёл, скособочившись под тяжестью огромной клетчатой сумки. Ноша была бесформенной, торчащей во все стороны. При каждом шаге сумка задевала, одним из выступов, мужика по ноге.
Мила, почему-то, тихонько отодвинулась подальше от чердачного проёма.
Мужик периодически останавливался. То ли прислушивался, то ли передышку себе давал.
Девушка видела каждое его движение, как в театре, из первого ряда бельэтажа.
Добравшись до сарая, мужик отпер и снял навесной замок. Заволок сумку внутрь. Прикрыл дверь. Сквозь узкие щели пробились полоски света. Донёсся шум непонятной возни и странные звуки: шуршание, стук, щелчки.
Минут через десять мужик вышел. Навесил замок. Повернул ключ. И направился к дому.
Мила терялась в догадках.
«Непонятно и подозрительно. Что человек может таскать по ночам в такой сумке?».
Эти клетчатые полипропиленовые баулы были символом 90-х. Вместительные. Лёгкие и прочные. Сумка «челнока». Идеальны для большого и тяжёлого груза.
Именно что-то эдакое – увесистое и объёмное притащил мужик в сарай.
Мила любила спать на чердаке. На душистое сено стелила толстое ватное одеяло, сверху плотную льняную простынь. Второй такой же укрывалась.
Раньше бабушка укладывала Милу в доме, на большой душной перине. Было жарко и слишком мягко.
А на чердаке было замечательно. Даже в самые душные июльские ночи льняные простыни приятно холодили. А сено и подвешенные к балкам душистые разнотравные венички окутывали волшебными ароматами.
Как всегда, перед сном, Мила сидела у чердачной дверцы. Любовалась бесконечным звёздным небом. Полная громадная луна освещала деревеньку.
Раньше Мила знала почти всех жителей. Но многое изменилось. Кто-то умер, кто-то уехал. Появились новые хозяева старых домов. Да и сами старые дома сносились и перестраивались.
Место здесь было замечательное. Лес, речка. Никаких загрязняющих предприятий в округе.
С весны до поздней осени от дачников отбоя не было.
Мила в позапрошлом году поддалась на уговоры подруги и съездила в Турцию на all Inclusive. Еле дождалась возвращения домой. Кроме изобилия вкусных фруктов и утренних заплывов в ласковом море на рассвете, ей не понравилось ничего. Толпы, крики, громкая музыка, навязчивое внимание местных мужчин и удушающая жара.
Мила твёрдо решила, пока есть возможность, будет проводить свой долгожданный отпуск в деревне у бабушки.
В доме напротив жила баба Глаша. Высокая, дородная, очень красивая в молодости.
Жизнь у бабы Глаши сложилась так, что на старости лет осталась совсем одна. Схоронила мужа. И трёх детей – сыновей и дочь. Внуки были, двое. Но будто и не было, жили они далеко, в чужих странах.
Баба Глаша сдавала на лето половину дома дачникам.
В этом году у неё поселилась супружеская пара. Мужчина представился художником и попросил бабу Глашу сдать ему сарайчик для работы. За дополнительную плату. Сарай хозяйке давно без надобности был. Весь нужный инструмент хранился дома в чуланчике.
Баба Глаша от денег за сараюшку отказалась. Художник ей нравился.
– Рукастый мужик, – расхваливала его бабушке, – Антенну наладил. А то как «Поле чудес» ни включу, у них там в студии снег сыпет. Рябит всё. Но дачник отрегулировал. Если тебе, Михална что надо, говори, я дачника припашу. Сделает. Уважительный.
Художник дня два наводил порядок в сарае. С разрешения хозяйки вынес на мусорку много хлама. Проводку починил. И даже навесил большой новенький замок.
«Зачем художнику для работы сарай без окон? При лампе рисовать? Странно, – думала Мила, – И дверь запирать зачем? Чтоб шедевры не украли?»
По вечерам старушки чаёвничали, обсуждали новости, перемывали косточки знакомым, вспоминали молодость. Иногда на посиделки заходили и другие соседки.