Сказ про зловредную Бабу-Ягу, коварного Кощея Бессмертного и беспощадную Параскею
Светлой памяти моей горячо любимой бабули Нины Николаевны Ворон посвящается
Как взошла новая луна, я тотчас же вышел на перекрёсток четырех дорог и стал кланяться до земли всем сторонам света, восклицая:
– Пронзив и время, и пространство, ко мне явись, моя бабуля! Довольно долгих тебе странствий, прошу, пред мной предстань, немедля!
Прошло всего лишь несколько мгновений и поднялся очень сильный ветер. Всё вокруг тотчас же пришло в движение. Пятипудовые камни, словно пёрышки, поднимались высоко над землёю и не падали с огромным грохотом назад, а куда-то внезапно исчезали. Вековые дубы вместе с соснами и елями ветер вырывал с корнями подчистую и уносил в неведомые дали. Создавалось впечатление, что кто-то решил то ли плотину, подобно бобрам, соорудить; то ли дом добротный поставить, то ли ещё что, о чём я даже и догадаться не могу. Ведь просто так ни камни, ни деревья не исчезают. Такого ещё никогда не было!
Я уже не раз так призывал мою горячо любимую бабулю. Но обычно перед её появлением то лёгкий ветерок приятно охлаждал разгорячённое лицо; то прямо из воздуха приходили души давно покинувших наш бренный мир людей и, окружив меня, что-то быстро-быстро нашёптывая в оба уха, перебивая друг друга; то из ниоткуда раздавалась приятная слуху мелодия и душа то сворачивалась, то разворачивалась подобно мехам гармони; то звезда падала с небосвода и, озарив всё вокруг сверхярким светом, опускалась прямо ко мне в ладони, ничуть не обжигая; то из-под земли вырастали неземные цветы и так благоухали, что я тотчас же забывал обо всём на свете. А то и вовсе чудо-дивное было. Сначала кто-то чудесно пел солоьём, порождая образы невообразимое. И реальная жизнь тотчас же начинала казаться нереальной. Один раз я очень даже долго приходил в себя. Никак не мог прогнать из разума образ горько плачущих единорогов. Потом шёл грибной дождик, от которого всё как на дрожжах прямо на глазах расти начинало. И я, взяв, появившуюся из ниоткуда, корзину быстро-быстро собирал ягоды с грибами да орехи кедровые с травами целебными. Чего или кого боялся – не знаю. На вёрст сто ни слуху, ни духу. Одни лишь птицы пели, да звери пробегали по своим делам. Порой лишь к ночи домой возвращался. А корзина-то вовсе бездонная была. Сколько в неё не положи, места никогда не убавится. На целый год потом собранного мной хватало. Наверное, мне это чудо сам Велес, покровитель лесов и зверей, искусства и чародейства, подарил. Затем поднимался лёгкий ветер и слышалось его тихое, успокаивающее душу, перешёптывание с листьями. Порою я даже понимал их неспешный говор. И узнавал такое невообразимое, что потом на целую толстую тетрадь сказок да былей хватало. А перед самым появлением бабули из ниоткуда приходили гигантские слоны и начинали громогласно трубить хоботами. И совсем меня не боялись, а даже катали на своих могучих спинах.
И вдруг на тебе, пожалуйста, настоящий ураган. Сразу же вспомнил про полёт домика девочки Элли и волшебную страну, которой правил великий и ужасный Гудвин. Правда, я никак не тянул на хрупкую героиню. Да и домика такого у меня вовсе не было. А тот, в котором живу, поднять даже урагану было бы очень и очень трудно. Разве что только крышу бы и унесло. А взмывающие под небеса камни и деревья совсем не были похожи на мигунов с жевунами. Скорее напоминали деревянных солдат злобного Урфина Джюса.
Я из последних сил своих держался за вековой дуб.
«Ну, – думаю, – или меня вместе с деревом унесёт вслед за камнями. Или просто оторвёт руки».
И вспомнил вдруг слова из песни Михаила Ножкина « Последний бой»:
«Ещё немного, ещё чуть-чуть. Последний бой – он трудный самый. А я в Россию домой хочу. Я так давно не видел маму».
«Вот-вот, – пришло тотчас же в голову, – мы еще посмотрим, кто кого».
Хотя, положив руку на сердце, предложи кто мне полететь в Изумрудный город и остаться там навсегда, ни минуты бы не думал. Признаюсь честно, до жути устал от мирской кутерьмы. Хочу:
«В деревню, в глушь, в Сибирь… карету мне карету…»
Пусть даже и пришлось бы в волшебной стране быть простым человеком. И что в этом плохого? Хотя… я смог бы найти общий язык и со Страшилой мудрым, и с Дровосеком сердечным и даже со смелым Львом и Летучими Обезьянами. Да и добрым волшебницам, Виллине, Стелле, Флинте и Рамине, скучать бы со мной совсем не пришлось. А злобных Гингему и Бастинду давно со свету юная Элли сжила. Да и попадись они мне… э-э-х… Интересно, а моя любимая кошка Глафира стала бы разговаривать в волшебной стране как легендарный Тотошка? Думаю, что да. Как там говорила Алиса, быстро падая в колодец, прыгнув вслед за Белым Кроликом в нору?
Ах, да:
«Едят ли кошки мошек… едят ли мошки кошек…»
А это, после встречи с Чеширским Котом, постоянно исчезающим прямо перед глазами удивлённой девочки, просто шедеврально:
«Бывают на свете коты без улыбок, но чтобы улыбка без кота…»
Пальцы мои уже были готовы разжаться. Но сдаваться какому-то, пусть даже четырежды ураганному, ветру я совсем не собирался. Подумаешь, словно пушинки поднимал пятипудовые камни. Я-то не камень ведь.
– Врёшь, не возьмёшь! – громко ему крикнул, но голос мой был совсем не слышен.
Прошло всего лишь мгновение и он как пёрышко подхватил меня, унеся под самые небеса. Обычно, признаюсь, до самой крупной дрожи боюсь высоты. И вдруг вовсе позабыл об этом. Чем выше поднимался, тем мне всё смешнее и смешнее становилось. Отчего, до сих пор понять не могу. Лечу себе лечу и вспоминаю знаменитую «пыхтелку» затейника Виннни Пуха, которую он пел, вися в воздухе перед пчелиным ульем на воздушном шарике, подаренным добродушным Пятачком:
«Я тучка, тучка, тучка, а вовсе не медведь. А как приятно тучке по небу лететь. А в синем, синем небе порядок и уют. Поэтому все тучки так весело поют».
А ветер всё уносил меня куда-то. Лечу себе лечу и вдруг вспомнил про Мэри Поппинс, летящую на зонтике. И так стало на душе прекрасно сразу. Ведь когда-то и ко мне прилетала эта легендарная няня. Сколько длился полёт, никогда не отвечу. Не засекал время вовсе. Да и захотел бы, всё равно бы не смог. Часы не ношу, не любят они меня. А телефон сотовый с собой не взял. Не любит бабуля излишеств всяких. Оказался я на прекрасном вечнозелёном острове. Точь-в-точь как Буян сказочный он был. Куда ни глянь, повсюду видимо-невидимо беседок всяких разных. А в них, под резными крышами, люди сидели да чаи распивали. Долго шёл, ноги так устали, что до сих болеть не перестали.