День был знойным. Даже мухи не жужжали над ухом, не кусали за мягкие места, а лежали где-то в тенёчке близ воды. А царю вот всё на месте не сиделось. Ходил он перед самым носом Сивки-Бурки да приговаривал:
–– Ух, выдам замуж девку за кого попало! Тоже мне, царевна! Заперлась в своем тереме и нервы царю трепет! – Сивка-Бурка зафырчала, но внимание царя не смогла привлечь. – Ух, выдам замуж!
А Сивка-Бурка топчет копытом по земле да все фырчит. А земля под ней дрожит, из ушей пламя, из ноздрей дым столбом валит.
–– Хорошо тебе, Сивка-Бурка! Ни дочерей, ни сыновей – никто не будет голодовки устраивать и от женихов носом воротить!
Подбежал к царю служка, бьёт низкие поклоны да лепечет:
–– Царь-батюшка, не выходит царевна из терема. Мы её и пирогами мясными, и блинами съестными с медочком, и квасу наливали, а она ни в какую!
Царь ногой топнул, рукой хлопнул.
–– А яблоки молодильные подносили? – кивнул служка. – И вареньем малиновым манили? – сокрушённо кивнул служка. Царь схватился за свою бороду, почесал её, вздыхая. – Ну, все! Кончилось моё терпение! Веди к терему!
Развернулся царь к выходу, а Сивка-Бурка как встанет на дыбы, как стукнет по земле, что затряслись бревна, разлилась вода да посыпалось сено. Замер царь, развернулся, да так и уставился на лошадь свою добрую.
–– Ты чего это, Сивка-Бурка?
Посмотрела она ему в глаза так серьезно, качнула гривой в сторону служки, тот понял всё и выбежал из конюшни. Царь кивнул, разрешая ей говорить.
–– Добрый царь-батюшка, славный государь, зачем же Елену Прекрасную ругать-то. Молода царевна наша, красива царевна наша, умна царевна наша…
–– Строптива царевна наша, – перебил ее царь. – Ты ближе к делу, Сивка-Бурка!
–– Пошли меня, царь-батюшка. Найду я царевне нашей суженого-ряженого да такого, что сама она захочет замуж. А от тебя, царь-батюшка, только одно требуется – скажи ей перстень свой надеть, в тереме ждать да праздник объявить. Кто допрыгнет до самого верха терема и перстень ее с пальца снимет, тот и станет царевичем!
Призадумался царь. Доверял он лошади своей чудесной, но не уверен был, что дочь его согласится с такими хитростями.
–– Она от блинов с медом любимых отказалась. От яблок молодильных отказалась. От пирогов да квасу отказалась. На женихов заморских и не смотрела даже, а на твою задумку согласиться думаешь? – покачал головой царь. Характер у Елены его такой, что лучше она целыми днями щи есть будет, чем по-отцовски делать.
–– А ты ей, царь-батюшка, не говори, что это наша с тобой идея. Расскажи ей так, мол, она сама это и придумала. А не получится, так делай как знаешь, и век мне больше рта не открывать!
Заходил царь взад-вперед. Доверял он Сивке-Бурке, добро служила лошадь ему много лет, не подводила никогда ни делом, ни словом. Думал царь: «Может права Сивка-Бурка-то? Послушается царевна, поступит по-нашему, но точно по-своему?». А Сивка-Бурка послушно стояла молча, помахивала хвостом из стороны в сторону и план про себя до конца продумывала.
Знал бы царь скольких добрых молодцев она нашла таким несговорчивым царевнам – сразу бы решился, но договор обязывал молчать о таких вещах. Не хотелось ей потом серебром да золотом неустойку уплачивать. А откуда бы Соколик, Орлик да Воронок узнали о трёх прекрасных сестрах-царевнах Ивана-царевича, если б не она им весточку отправила? Женился бы работничек на Несмеяне-царевне, не будь у неё в знакомых мышек да жуков? Ответ: нетушки!
Все это Сивка-Бурка, вещая каурка – придумала да исполнила. И сейчас она поможет своему царю, но серебра и золота не попросит, никакой награды не попросит. Уважает царя она своего, не может смотреть, как он бороду сурово чешет, любит она и царевну Елену, жениха славного ей пророчит, а не голод обморочный.
