Недавно я сидел с моей гостьей, держа в руках новую книгу о Нисаргадатте Махарадже, представляющую собой подборку фотографий и коротких цитат. Некоторые люди на фотографиях были мне знакомы, и я рассказал о них несколько историй. Это стало поводом для более широкого и продолжительного обсуждения событий, происходивших в присутствии Махараджа. После ухода гостьи я почувствовал, что должен записать кое-что из того, что вспомнил, тем более что на тот момент мною так ничего и не было написано из воспоминаний о Махарадже. Пока я прослушивал наш разговор в повторе, в моей памяти всплыло еще несколько происшествий, забытых мной на долгие годы. Таким образом, все изложенное ниже является пересказом приятной послеполуденной беседы, дополненным воспоминаниями о связанных с обсуждаемыми темами событиях, остававшихся до этого по каким-то причинам невостребованными.
Гарриет: Все книги о Махарадже, которые мне приходилось видеть, – думаю, что я видела большинство из них, – содержат описание его учения. Неужели до сих пор так никто и не удосужился рассказать о том, что происходило вокруг самого Махараджа? У Рамакришны есть «Евангелие от Рамакришны», у Раманы Махарши есть книга «День за днем» и еще целая библиотека книг, написанных его последователями, где они рассказывают о своей жизни рядом с гуру. Почему же Махарадж никого не вдохновил на написание чего-либо в подобном жанре о нем?
Дэвид: Махарадж очень редко говорил о своей жизни и никогда не приветствовал обсуждение этой темы. Думаю, он видел себя кем-то вроде врача, диагностирующего и лечащего духовные недуги, замеченные у искавших его совета людей. Лекарством были его присутствие и обладающие могучей силой слова. Истории из его прошлого не были частью «медицинского» назначения. Истории о чем-либо или о ком-либо еще ему тоже неинтересно было рассказывать.
Гарриет: Вы сказали «редко говорил». Это значит, что, по крайней мере, какое-то небольшое количество историй все же прозвучало в вашем присутствии. О чем же он рассказывал?
Дэвид: В основном о своем гуру, Сиддхарамешваре Махарадже, и о том влиянии, которое он оказал на его жизнь. Думаю, что любовь к гуру и благодарность к нему жили в нем всегда. Нисаргадатта Махарадж ежедневно исполнял пять бхаджанов только потому, что такой была просьба его гуру. Сиддхарамешвар Махарадж ушел из этого мира в 1936 году, однако Нисаргадатта Махарадж и через сорок с лишним лет, прошедших с того момента, все еще продолжал выполнять эту практику.
Однажды я слышал, как он говорил: «Мой гуру просил меня ежедневно петь эти пять бхаджанов, и пока он был жив, он не отменял своих указаний. Для меня нет больше надобности в их исполнении, но я до своего последнего дня буду это делать, поскольку таким было распоряжение моего гуру. Я знаю, что эти бхаджаны бессмысленны, но, несмотря на это, я продолжаю подчиняться его указаниям из уважения и благодарности, которые я к нему испытываю».
Гарриет: Говорил ли он когда-нибудь о том времени, когда он был рядом с Сиддхарамешваром, и о том, что между ними происходило?
Дэвид: Ни разу за все мои приходы к нему. Однажды во время одной из утренних сессий пришел Ранджит Махарадж. Несколько минут они говорили на маратхи, и затем Ранджит ушел.
Комментарий Махараджа был весьма кратким: «Этот человек – джняни. Он ученик моего гуру, но он не учит».
Конец истории. Этот визит мог бы послужить трамплином к какому угодно количеству историй о его гуру или о Ранджите, но ему неинтересно было их рассказывать, и он просто продолжил отвечать на вопросы посетителей.
Гарриет: Что вам еще удалось узнать о нем и о духовной традиции, к которой он принадлежал?
Дэвид: Он был частью духовной линии, известной как Навнатх Сампрадайя. Это не было секретом, поскольку у него на стенах висели фотографии и изображения многих учителей из этой линии. Каждое утро он совершал гуру-пуджу, в завершение которой наносил кумкум на лбы всех учителей из его линии, а также на фотографии всех остальных, кого он считал просветленными. Должен сказать, что в его комнате портретами были увешаны все стены. Рамана Махарши там также присутствовал вместе с другими известными святыми, не принадлежащими к его линии. И здесь же с ними вперемешку помещались такие, например, изображения, как портрет Шиваджи, знаменитого воина из народа маратхи, жившего несколько веков назад.
Однажды я спросил его, каким образом Шиваджи оказался на его стене, на что он ответил: «Мой сын хочет, чтобы я держал его здесь. Это лого нашей марки сигарет биди. Он считает, что, если Шиваджи будет находиться среди портретов, для которых я совершаю пуджу, продажи будут расти».
Гарриет: Что он говорил о людях из его линии, запечатленных на этих фотографиях? Он никогда не рассказывал, кем они были?
Дэвид: Никогда. Я узнал их имена лишь несколько лет спустя, когда мне попалась книга Р. Д. Ранада, представителя карнатакской ветви Сампрадайи. Он, или, точнее, его организация выпустила сувенир, содержавший те же фотографии, которые я видел на стенах Махараджа, с краткими описаниями того, кем были изображенные на них люди.
Но я помню один интересный рассказ Махараджа о Сампрадайе. Он отвечал на вопросы, как он обычно это делал, затем остановился и сделал следующее отступление в область истории:
«Каждый день я сижу здесь, отвечая на ваши вопросы, но это не тот способ передачи учения, который был принят среди учителей моей линии. Несколько веков назад вопросы никто никогда не задавал и на них никто не отвечал. Наша линия – это линия домохозяев, что значит, что каждый должен был идти и зарабатывать на жизнь своим трудом. Не было подобных этим встреч, когда большая группа учеников собирается у гуру и задает ему вопросы. Путешествия были трудными. Не было ни автобусов, ни поездов, ни самолетов. В старые времена гуру путешествовал пешком, его же ученики тем временем находились у себя дома и присматривали за своими семьями. Чтобы повидаться с учениками, гуру шел от деревни к деревне. Если ему встречался кто-нибудь, кого он считал готовым к вступлению в Сампрадайю, он инициировал его, передавая мантру своей линии. В одном лишь этом и состояло передаваемое им учение. Ученик должен был повторять эту мантру, а гуру периодически приходил к нему в его деревню, чтобы проверить, как продвигается его развитие. Когда гуру чувствовал приближение своей смерти, он назначал одного из последователей-домохозяев новым учителем, и этот новый гуру принимал на себя все обязанности, связанные с передачей учения: хождение от деревни к деревне, посвящение новых учеников и наблюдение за развитием старых».
