Антонио Микулич - Сырые бобы

Ноги практически не оставляют след на этой земле. Я тогда еще не умел летать. И горы чаще были надо мной. Они приближались медленно. Такой белоснежной гребенкой. А потом становились непостижимым лабиринтом ущелий, водопадов, скал и лесов. То открываясь синими кляксами ледяных и кристальных озер, то скальными стенами, уходящими в облака. И там наверху, когда ты дотягивался до их вершин, снег начинал светиться синим в каждой лунке. Вот там след оставлял след. Но след на снегу – это разве след?

Медведи оставляют след. И в снегу, и на дороге у тебя. Вот зачем-то они так делают. А твоя нога нет. Примнешь траву где-то, а потом глядишь – и нет ничего. Медведи еще иначе о себе заявляют. И ты видишь, что они сыты, едят ягоду. Много ягоды. Бруснику. Чернику. Но они другое хотят сказать этим знаком. Ты это понимаешь.

Кушать хотелось сильно. С третьей недели. Сурки пищат птичками, ветер поет, глаза закроешь – хлеб, глаза откроешь – горы. Закроешь – хлеб. Откроешь – горы. А как ветер поет! Он сначала подбирается, но ты сразу понимаешь, что он пришел. Он говорит – я вижу тебя, я тут. Потом затихает. Потом снова. И кроны начинают качаться. И голос его все гуще. А иногда очень тихо. Едва коснется щеки. Но понимаешь – это он. Он рядом.

Иногда ветер говорит так, что по спине пробегает волна. И живот сжимается до деревянного. Но почему, я не знаю.