В школьные годы я жил и учился в трудовой-мастеровой воспетой знаменитым земляком Ямской слободе. Несколько жилых многоэтажек и частный сектор сжимали со всех сторон железная дорога с Курским вокзалом, завод «Сельмаш», работавший в три смены и заполонивший зерночистительными машинами все улицы и переулки; трамвайное депо, в которое мы лазили через забор за бронзовыми пластинами, напоминавшими золотые слитки; да травивший всю округу едкими мыльными запахами жиркомбинат, в котором когда-то в молодости работал Андрей Платонов.
Класса с пятого я стал покупать на сэкономленные от пирожков на переменах деньги в единственном на весь город киоске с зарубежной прессой, который располагался в железнодорожном вокзале сразу налево от главного входа, газету английских коммунистов «Морнинг стар», болгарских – «Работническое дело», польскую «Трибуна люду» немецкую «Берлин Цайтунг». А еще еженедельник «За рубежом», где печатались обзоры зарубежной прессы. В заграничных газетах расшифровать удавалось немного с моим начальным английским, зато картинки и фото давали много пищи для воображения недоступной и какой-то иной загадочной жизни.
Еще одной страстью стала книжная лотерея. Стоила она двадцать пять копеек (по цене пяти пирожков) и продавалась во всех книжных магазинах. Надо было вытащить билет из прозрачного барабана, оторвать края с двух сторон свернутого в несколько слоев бумажного квадратика, развернуть и прочитать результат. Выигрывать удавалось пятьдесят копеек, иногда рубль или три и совсем уж редко пять рублей. Но чаще всего взгляд натыкался на безжалостную надпись «Без выигрыша».
На выигранную сумму можно было приобрести редкие книги, особенно приключенческие, детективы и фантастику, которые никогда не появлялись в свободной продаже. Постепенно эта лотерея превратилась в настоящую страсть. Вы читали когда-нибудь «Игрока» Достоевского? Так вот, это очень похожие состояния. За несколько лет мне удалось научиться «ловить удачу», так что однажды в десятом классе смог сразу вынуть из барабана пару билетов на три и пять рублей.
Читал запоем фантастические романы Александра Беляева, Конан-Дойла и Герберта Уэллса вперемешку с «Семью парами железных ботинок» Шубина и «Васей-капиталистом» Третьякова. Многие особенно ценимые экземпляры покупал на те же выигравшие билеты в букинистическом магазине на углу Кольцовской и Плехановской, располагавшемся напротив нынешней «ГЧ».
Казалось, книги имели какую-то волшебную силу, которая могла в любой момент перенести в иные захватывающие миры и счастливые состояния. Собственные книги в этом отношении доставляли больше удовольствия, чем библиотечные, поскольку были всегда под рукой, и с ними не надо было с грустью расставаться после двухнедельного обладания.
Ясное дело, что чтение запоем столько книг не проходит бесследно. Со временем рука тянется к перу, просто чтобы самому попробовать, как работает эта магия слова. Но прежде чем стало хоть что-то получаться, пришлось перевести на черновики кучу бумаги сначала в стихах, а потом и в прозе.
С большим опозданием, уже после окончания политехнического института, набрался смелости и принес первые рассказы в красивое старинное трехэтажное здание по улице Плехановская, 3, где располагалось Воронежское отделение союза писателей СССР. Меня пригласили в литобъединение, которое вел прозаик Валерий Алексеевич Баранов. Оно собиралось поначалу два раза в месяц, а потом, в силу того, что интерес к литературе стал вытесняться более приземленными устремлениями, все реже и реже. Пожалуй, с этого момента началась моя вторая потаенная жизнь в литературном пространстве, которая шла параллельно с творчеством и работой на заводе ради заработка. Эта жизнь была подчас более интересной и насыщенной, чем выдуманные сюжеты.
В центре города напротив рынка во флигеле на втором этаже несколько лет подряд собирались любители поэтического слова. Сюда захаживали студенты и студентки, влюбленные парочки, лица без определенного рода занятий и постоянного места жительства, но с философским складом ума, местные поэты разного уровня мастерства, таланта, пола и возраста.
Чайный клуб – прибежище поэзии
Каждый мог почитать свои стихи или понравившиеся чужие, приветствовались короткие рассказы и отрывки из Макса Фрая, – словом, все что показалось необычайным, «прикольным», вызывающим восторг и требующим с кем-нибудь поделиться, полулежа на полу на подушках.
В паузах между выступлениями гостей и приготовлением чая с соблюдением всех правил китайской чайной церемонии читала стихи поэтов Серебряного века и современников хозяйка клуба Алена, питавшая безграничную любовь к художественному слову и заражавшую этой любовью всех посетителей. Она же комментировала прочитанное, приглашая к обсуждению и обмену впечатлениями.
В конце октября 2015 года в Чайном клубе состоялся творческий вечер молодой и очень талантливой воронежской поэтессы Марии Соколовской. Во время этого лит вечера возникла такая особенная трепетная атмосфера – над присутствующими парил дух истинной поэзии и вселенской любви. Сначала Мария Соколовская читала свои новые стихи и стихи из сборника «Ежели», потом говорили о стихах, о жизни, о современной поэзии и поэзии Серебряного века с чтением понравившихся стихов. Среди присутствовавших были люди пишущие. Их стихи были хороши. А еще была чайная церемония и каждый смог попробовать терпкий масала-чай с молоком, приготовленный хозяйкой чайного клуба Аленой по просьбе Марии.
Всем понравились стихи и монолог кажется из Шекспира, который артистично и самозабвенно исполнил поэт Виктор Один со свойственным ему мастерством и даром перевоплощения.
Увы, из-за надвигающихся кризисных явлений в экономике Чайный клуб вскоре был закрыт до лучших времен…
2016
В 180 километрах от Воронежа в селе Козловка жила моя бабка. Гостил у нее обычно летом, но однажды каким-то ветром занесло туда на зимних школьных каникулах.
Помню нашу собаку на цепи в рождественскую снежную ночь. Ветер так и свищет, бросая на землю тучи снега, а Рекс, полузанесенный сугробом, спит, свернувшись кольцом.
Может быть, его бы совсем занесло, но я, пораженный и испуганный, окликнул спавшую собаку. Рекс поднял голову, потом встал, завилял хвостом и стал отряхиваться. Я взял лопату и принялся выгребать со двора снег.
А метель мела и мела, и из окна лился, теряясь в темноте, яркий свет. Соломенная крыша дома вся белая. От работы стало жарко. Рекс ходил на цепи, поглядывая на меня и щуря глаза от снежной пыли. Сделать бы ему конуру, да завтра чуть свет вставать на автобус в город.
