Матерь божья, я был готов увидеть, что угодно, но только не Дану в позе, которая до сих пор стоит у меня перед глазами. Избавлюсь ли я когда-нибудь от этого видения?
Бесит еще и то, что Амато увидел ее, как только ворвался в комнату. Если бы я первым зашел в нее, этого бы можно было избежать. Если бы… От предположений легче не становилось.
Я был готов убить Армана Кавелье. И убил бы, не задумываясь. Если бы не Дайана. Опять «если бы…». Что-то я сам изменяю себе: принимаю решения с оглядкой на женщину.
Понимаю, что, оставив Армана в живых и унизив его в его собственных глазах и глазах тех, кто придет ему на помощь, приобретаю в его лице злейшего врага, который не успокоится, пока не отомстит. Причем, так, чтобы мало мне не показалось.
Его изощренный ум не успокоится, пока не достигнет желаемого. В этом я не сомневаюсь. А вот Дана не знаю, о чем думала, когда приняла столь не обдуманное решение. Конечно, для нее убийство человека – непростительный грех, но я-то знаю, что оно иногда – вынужденная мера, которой нельзя пренебрегать.
Я не стал расстраивать ее своими предположениями относительно Армана. Не все так просто, как ей кажется. Но речку вспять не повернуть. Его, наверное, уже освободили, и он изрыгает на окружающих слюной злобы и ненависти ко мне. Еще бы! Большего позора в своей жизни ему переживать не приходилось. И виновен в нём я. По его мнению. Ведь он себя виноватым в случившемся не считает. Больной на голову мудак.
Но Арман одна из причин, из-за чего в моей душе воцарился такой беспорядок. Другая – внутреннее состояние. Вроде все как обычно, а внутри – как через мясорубку. Я понимаю, что существует только один путь к спокойствию: прекратить переживать о тех вещах, которые нельзя изменить. Но не могу. Не получается – и всё. Вырезать бы мне в мозгах тот участок, который запечатлел, как на снимке, голую Дану с вибраторами и выжег слова Армана о ее оргазмах.
В машине я вёл себя, как урод. Знаю, но… не удавалось мне себя взять в руки и не реагировать. Хоть убей! Внутри всё кипело, бурлило… Брезгливость ко всему увиденному, отвращение, ярость и ненависть, сочувствие и любовь сплелись в один клубок, перемешались между собой, и трудно было в душе определить, какое из чувств преобладает.
Правда, в конце поездки мне стало немного легче. Возможно, Дана привела меня в относительную норму, потребовав остановить машину, чтобы выйти. Мне понятно ее негодование моим поведением. Вместо того, чтобы сосредоточить свое внимание на ней, я сидел и упивался жалостью и сочувствием к себе. Словом, толстокожий урод.
А потом я признал, что меня без нее не существует. Теперь, когда она вошла в мою жизнь. И, действительно, это так. Это были не просто слова, а истина.
В какую-то секунду в моем мозгу промелькнула очень умная мысль: оставь мутную воду в покое, и она станет чистой и прозрачной. И я прислушался к ней. Тотчас мне безумно захотелось поцеловать мою девочку, тем более ее губ не касался Кавелье.
Мать твою, неужели, прикасаясь к ней, я теперь постоянно буду думать о том, прикасался ли к ней в этом месте грёбаный осториканец? Так можно и с ума сойти. А что станет с моими чувствами к Дане? Выдержат ли они подобное испытание?
Ведь, главное, он не изнасиловал ее в традиционном понимании этого слова. А если бы это произошло? Я бы отказался от женщины, которую уверял в своей любви?
Возмущение неожиданно поднялось в моей душе. Я почувствовал себя предателем за подобные мысли. Будучи человеком чести, я должен сегодня же решить, останемся мы с Даной вместе или же отпущу ее.
И почему не существует предохранительной плёнки? Наклеил бы ее на сердце, чтобы было на произошедшее плевать, – и всё.
Что же, некоторым людям суждено влюбиться в друг друга, но не суждено быть вместе. Господи, ну что за глупости в голову лезут! Нельзя же все на свете брать в голову, на что-то можно и наплевать, иначе и свихнуться недолго.
Ничего ведь необратимого в нашей жизни не произошло. Дана вернулась живая. Это главное. А ведь могло всё закончиться намного хуже. Так что я должен быть благодарен судьбе за то, что мы с нею вышли из ситуации с малыми потерями.
Слишком много и долго я переживаю. Серьезно. Надо относится ко всему проще. Но с умом. Без нервов. Главное думать. И не делать глупостей.
Ведь я прекрасно понимаю, что прошлое – это поезд, который уже ушел. Будущее – это мечта, но еще не известно, сбудется ли она. А настоящее – это подарок жизни. Поэтому нужно жить настоящим с надеждой на будущее и с опытом прошлого!
Правильнее всего не копаться в грязном белье похищения, а сделать надлежащие выводы из того, что случилось с Даной. В этом нет ее вины. Никакой. Это я легкомысленно отнесся к ситуации с Арманом и не обеспечил ей надлежащую защиту. Тем более после того, что произошло «У Джованни».
Это ей нужно презирать меня за то, что я не сдержал слова и не уберег ее от этого извращенца. Это был мой долг. Женщина должна чувствовать и ощущать любовь, а не слушать о любви… Красиво говорить умеют все, а красиво любить не многие…
Да, облажался я серьезно, а теперь еще и корчу из себя оскорбленную добродетель. Не нужно в жизни искать ни плюсов, ни минусов – их и так полно. Нужно радоваться плюсам и переживать минусы. Достойно.
Пока я сидел в патио и размышлял черт знает, о чем, бутылка вина опустела, Дана, по-видимому, давно приняла душ и видит пятый сон, а я упиваюсь жалостью к себе, как баба. Хорош, нечего сказать!
В конце концов я решил: если проблема решаема – нечего ею грузиться, а если проблема не решаема – тем более нет смысла париться, ведь переживания ничего не изменят.
Придя к соглашению с самим собой, я поднялся в спальню. Осторожно, чтобы не разбудить Дану, я включил ночник. Каково же было мое удивление, когда кровать оказалась пуста. Паника накатила на меня удушающей волной. Мне стало страшно, как никогда в жизни.
Я выскочил в коридор и бегом помчался в гостевую комнату. Она лежала спиной к двери. Увидев ее, свернувшуюся в постели клубочком, мое сердце защемило от нежности. На носочках я тихо подошел к кровати и, перегнувшись, попытался заглянуть в ее лицо.
