Вечером мы вернулись из одного горного села, где нестинары танцевали на углях. Деревня находилась где-то высоко, но не так высоко, как Шипка. На Шипке сразу становилось понятно, на какую высоту мы въехали, и с меня там сошло семь потов, когда я карабкался по лестнице к этой чертовой башне – памятнику Свободы. Свобода – это прекрасно, но я запыхался.
С пика все любуются потрясающим видом на перевал и окрестности, там целая огромная горная страна, и во все стороны торчат установленные на горах пушки, и на склонах стоят ухоженные обелиски; тропинка ведет на серые игольчатые скалы, покрытые мхом, по которым мой друг прыгал, словно горный козел, с превеликим удовольствием. Но для меня там оказалось высоковато.
Я сделал оттуда целую серию панорам – и как горы, такие зеленые вблизи, растворяются в голубизне, и как под ногами круто все обрывается вниз, и там, внизу, плывут облака и цепляются за ели, и летают птицы; но я был рад, когда мы поехали дальше – помнится, тогда путь наш лежал в Габрово.
В этой деревне с нестинарами склоны гор казались пологими до тех пор, пока дорога не выходила на обрыв, и тогда раскрывалась огромная, полная воздуха долина с крошечными коробочками домов внизу, вся расчерченная квадратами лесов и полей, и серебряными лентами рек, которые текли к морю. Такие ленты вяжут на священные деревья. Иногда под ними и дерево-то незаметно – сплошной клубок лент.
Моря от деревни видно не было, оно лишь угадывалось вдали, там, где горы расходились, словно долина раздвинула их локтями, и с той стороны дул ветер, сильный и горячий. В деревне у забора с чрезвычайно унылым видом стоял осел, земля была распахана, а там, где росла трава, под деревьями паслись лошади. Лошади смотрелись очень красиво, но нам стало жалко осла – уж больно он был несчастен.
Дожидаясь захода солнца, мы сидели в доме у крестьян и обедали, а перед нами выступали танцоры. Нам подали мясо с картошкой – сытное, но не очень вкусное блюдо. Мне показалось, что в нем маловато соли. Мясо мы запивали молодым вином – оно сильно бросалось в ноги. Музыка играла громко, гулко били бубны и очень резко взвизгивали скрипки, а гармонь придавала звуку густоту. Иногда танцоры вскрикивали, они кружились, прыгали по комнате и были разодеты в пестрые национальные рубашки; в глазах рябило, и все вокруг хлопали, но я бы предпочел пить вино в тишине.
Когда стемнело, нас повели смотреть танец на углях, и кряжистый мужик с обвислыми усами, весь состоящий из бугров и узелков, сделал из углей багровый крест и долго ходил по ним, и крест расплылся, не причиняя мужику боли. Эти люди знали, до какого состояния нужно довести угли, и кожа на подошвах у них, наверное, отросла слоновья. В этом деле они тут в деревне были специалисты.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
