Решила назвать эту мою книгу – славословий, суждений, наставлений, записок, предостережений, эпитафий, деяний, примеров, обрывков, фрагментов, зерен и руин – «Овечий горох».
А если бы, я подумала, тут были представлены более монументальные вещи – рассказы или повести, то это «Коровьи лепешки».
– А роман? – спросил литературный критик и прозаик Леонид Бахнов. – Это ж страшно подумать!
* * *
Название – сложная штука. Один старый человек в Наро-Фоминске мне сказал, что написал две книги. Первая – военная, он не помнил ее названия, а другая – «Дочь отца». Казалось, лучше не назовешь. А оказывается, можно еще лучше. Журналист В. Янчевский назвал книгу, над которой работал всю жизнь, «Мой Сталин».
* * *
В Сургуте, выступая в детском доме, показала ребятам фотографию гигантского Будды в Камакуре.
– Кто это?
Молчание.
Вдруг одна крошечная девочка в последнем ряду еле слышно сказала:
– Это Будда.
– Почему ты так решила?
– Сама не знаю, – ответила она.
* * *
Художник Тишков – расцветающему бутону:
– Вот ты из нас только единственный, кто знает, чем занимается…
* * *
В «Малеевке», в Доме творчества писателей, впервые повстречала философа и культуролога Георгия Гачева. Он очень любил кататься на лыжах. Даже когда Георгий Дмитриевич просто гулял по дорожкам, то поочередно выбрасывал руки вперед, будто отталкивался от снега палками.
– Вот Гачев мысленно идет на лыжах, – заметил Леонид Бахнов.
* * *
Меня пригласили в Кремль – на обед, который устроила участникам фестиваля «БиблиОбраз» в Георгиевском зале Людмила Путина. Перед обедом первая леди выступила с приветственной речью:
– Так в чем заключается смысл жизни? – спросила она риторически, потом сделала эффектную паузу, так что слышно было, как учащенно забились наши сердца, и провозгласила: – Смысл жизни – …в самой жизни!
* * *
После кремлевского обеда участникам застолья предложили в качестве сувенира взять домой меню. Я подарила его папе Льву. Он звонил родственникам и зачитывал это меню, пока я не отобрала и не спрятала.
– А где меню? – огорченно спрашивал Лев. – А то в него хорошо заглядывать, когда проголодаешься, и радоваться, как ты тогда хорошо покушала.
* * *
Мои родители долго собирались и в конце концов засели за письмо друзьям в Париж, чу́дным старикам Клоди и Андре Файен.
– «Здравствуйте, Клоди и Андре!…» – начал Лев.
– А Андре-то жив? – засомневалась Люся. – Что-то он болел последнее время…
– Но ведь нет сведений, что он умер…
– Ага, тогда так, – сказала Люся. – «Здравствуйте, Клоди и Андре, если ты жив…»
* * *
В «Малеевке» поэт Евгений Солонович – переводчик итальянской литературы, лауреат множества литературных премий Италии, Командор ордена «Звезда итальянской солидарности» – подкармливал всех окрестных собак. В столовой он собирал с тарелок, кто что не доел, и выносил псам на улицу в условленное место, где они его заранее поджидали.
Пора возвращаться в Москву, а Евгений Михайлович даже на лыжах ни разу не прокатился.
– Ничего, – говорил, – я привык себя за что-нибудь корить. Лучше уж я буду думать: дурак я, дурак, не катался на лыжах, а не что-нибудь похуже.
* * *
Очень старый грузин в «Малеевке» – настоящий пустынножитель в рубашке без пуговиц, наглухо зашитой на нем до самой шеи:
– Вы знаете, – он спросил у меня, кутаясь в плед, – что здесь отдыхает Евгений Солонович, который перевел Петрарку? Как он перевел! Он не перевел! Он вжился в него! А Данте?! Ну, талант – само собой. Но – изящество! Русский человек все же, – он понизил голос, – топором немного сделан…
* * *
Мой сосед по столу, драматург средних лет, возмущенно:
– Не понимаю, для чего таких стариков держать в Доме творчества? Напоминать о том, что нас всех в скором времени ждет? Возмутительно! А вон тот большой медведь – автор песни «Есть у революции начало, нет у революции конца!..» – и ведь тоже считает себя большим писателем. Сидит, ничего не делает, жена всю жизнь работает на него простым экономистом. А тут съездил в Париж! На какие, спрашивается, шиши?..
* * *
– Мы такую выставку организовываем, – сказали Тишкову. – «Ни уму, ни сердцу»! Предлагаем участвовать! Может, у вас есть что-нибудь?
– Я посмотрю…
* * *
Двое пожилых людей, муж с женой, рассказывают в электричке:
– …У нас ведь сын – академик…
– В какой области? – я поинтересовалась.
– Ну, – они замялись, – он учится в военной академии.
– Какой же он академик, если только учится? – возмутился мужик напротив. – Вот закончит – тогда будет академик!..
* * *
Цирковой силач Валентин Дикуль жаловался мне на трудности, с которыми сталкиваешься, когда поднимаешь лошадь:
– Ведь не всякая лошадь хочет, чтобы ее носили…
* * *
Мы завели щенка сеттера, и сразу началось: поносы, глисты, лишаи… Леня сидит – одновременно анализ собирает в баночку и книжку сшивает самодельную – «Новые песни».
– Вот, – говорит, – сошью и отнесу в Пушкинский музей. А баночку – в Тимирязевскую академию. Только бы не перепутать!
* * *
С каждым годом у нашего пса Лакки открывались новые возможности. На пятом году он стал есть арбуз и виноград, на десятом – курить трубку, а на пятнадцатом – пить шампанское на Новый год.
* * *
В свое время художница Лия Орлова всячески пыталась освободить сына от армии. Она ходила в военкомат, наводила мосты, осыпала подарками военкома, разводила турусы на колесах.
– А что? Наш военком – довольно интеллигентный человек, – говорила Лия, – разумный, можно даже сказать, красноречивый. Только после каждого слова произносит: «понял-нет?».
* * *
В Театре Ермоловой Олег Севастьянов с Алексеем Левинским играли пьесу Беккета «В ожидании Годо». Во время спектакля зрители толпами поднимались и покидали зал, громко хлопая дверьми.
Буфетчицы говорили Олегу:
– Что вы там показываете? Они уходят до антракта, не покушав. Кто такой Беккет? Публика спрашивает у нас, а мы не знаем!
* * *
В «Гамлете» Севастьянов сыграл тень отца Гамлета. В фильме «Смиренное кладбище» исполнил роль могильщика. В областном ТЮЗе в Царицыне играл пьяницу в пьесе Горького «На дне».
Спустя несколько лет мы случайно встретились в метро.
– Теперь я служу священником в лютеранской церкви, – сказал Олег.
– ???
– Понимаешь, я имрассказал о своей жизни и творчестве, и онибезо всякой волокиты поручили мне приход.
* * *
Тишков – задумчиво:
– Антисфен – был такой философ? Или это лекарство?
* * *
Писатель Борис Ряховский зим тридцать тому назад дал мне бесценный совет насчет писательского ремесла:
– Вы еще дитя, а тут надо так – сразу ставить себе задачу, чтобы пупок трещал. А то время фьють – смотришь, сил нет, а там и умирать пора.
И не сходя с места посетовал:
– Я двенадцать лет пишу роман, тридцать листов написал, вдруг меня осенило: что́ я сижу – выдумываю, что-то сочиняю? Взял бы историю своей семьи – и вся Россия была бы, вся история, и в то же время это было бы личное, близкое и обо мне…
