Пять тысяч лет назад я провалилась во временной тоннель. Так мне объяснили уры, местные умники и знать. Новый мир принял меня как родную и баловал, как только мог. Но он отличался от моего родного мира, как гном от синхрофазотрона. Он был слишком мал для меня, ограниченный, жалким десятом квадратных километров, относительно, обжитой площади.
Мне, избалованной глобальной компьютеризацией, доступностью любой информации и свободным общением со всем миром, возможностью за пару часов поменять один город на другой, или, вообще, на другую среду, море, горы, пустыню, многообразием одновременных событий, непреходящим адреналином, возможной, всеобщей гибели и прочей урбанистической требухой, было скучно здесь, в этом маленьком мире, населённом эльфами, единорогами, колдунами и идиотами, которые были мудрее колдунов.
Я хотела вернуться. Домой. К мужу. К себе. К себе, потому что здесь была не я. Тело, которым я пользовалась, не было моим. Время, в котором я сейчас жила, не было моим. Даже мой биологический папа, который так меня любил, не был моим. Эта жизнь не была моей.
Всё что мне здесь принадлежало, это старая тушка, спрятанная в дупле волшебного дерева, где-то на краю земли. Эта жизнь была для меня интересным, но затянувшимся сном.
Я упустила уже два шанса вернуться. Остался ещё один.
ГЛАВА 1 НА РЫНКЕ ДВА ДУРАКА
Шалун ветерок подбрасывал на мой стол крошечные, разноцветные листочки и я, забыв про остывший чай, с упоением складывала из них стилизованную астру.
Все уже привыкли к тому, что я встаю, далеко не с первыми лучами и поэтому сейчас, на моем балкончике, мы были вдвоём. Я и мой приятель ветерок.
Он выпрыгивал у меня из-под руки, раздувал уже сложенные листики-лепесточки и, тут же, прятался в разрастающемся плюще. Иногда мне казалось, что я слышу его смех.
Приходилось начинать всё сначала. Эта важная работа помогала мне сосредоточиться. Я придумывала имена распорядителю и его жене.
Как назло, в голову лезла одна иностранщина. А я хотела, чтобы имена были, непременно, русскими. Ну, ладно, ладно. Греческими. Или еврейскими. Истинно русских имён я знала не много. Владимир и Ярослава. Ну и всякие Богданы и Божены. Да, вот Забава еще. Но всё это не для них.
Вообще, истинно русские имена чем хороши? Можно взять любое слово и сделать из него имя. Малоед, Баламут. Мох, Ёлка. Персонификация из растительного мира. Заяц даже. Это уже из животного мира персонификация. Да вот хотя бы Борщ. Да да. Было, когда то, на Руси и такое имя. Фамилия «Борщов» не из пустоты взялась. Было, даже, такое неприличное имя, как Дрочило.
Ну надо же. Не так уж мало я помню. Имена хлынули на меня сплошным потоком. Пимен, Третьяк, Акакаий, Улана. Нет, нет, нет. Все не то.
А Пимен так похоже не Пиллен. Особенно, если написать рукописными буквами.
Я помотала головой, вытряхивая из неё ненужные мысли и вернулась к листикам.
Вот Ярослава ничего так. А Владимир папе Корму подошло бы. Владеющий миром. Ну и что, что мир маленький. Владеет же. Правда, Корму имя не надо. А распорядитель владеет временем. Ну-ка. Влади… час? Влади… миг? Владивек!
Я расхохоталась и ветерок, рассмеявшись, вслед за мной, закрутил листики крохотным смерчем, прямо на столе.
Так, надо собраться. Мне, в конце концов, уже пять тысяч лет. Пора становиться мудрой. Ага.
Мудрая – это София. И дочери её; Вера, Надежда, Любовь.
Я задумалась. Перед глазами отчётливо встала картинка. Мультяшная Улин с дочками и над каждой, огненными письменами, их новые имена. Это было настолько нелепо, что я снова рассмеялась. Нет, ну какая из Улин София. София – это статная брюнетка бальзаковского возраста, а Улин это цветущая веточка аввы. Гибкая, изящная и хрупкая. Да и при чем тут вообще Улин. Ей тоже имя не требуется.
Ах Первая, Первая. Как же тебя назвать то? На «А» Анна, Анастасия, Аглая, Агния. Вот! Агния – Значит агнец. Подходит. Беленькая, тихая. Молчит и улыбается. Лупает своими глазищами на мужа и улыбается. И никого, кроме него, не видит.
Ох, чует моё сердце, долго он, этой пытки любовью, не выдержит. Характер не тот.
Кстати, Давид это любящий, или любимый? Не помню. Да и не подходит ему это имя. Он у нас мальчик суровый. Скорее Эраст. Или Даниил, суд божий. Хотя, Эраст от слова «эрос». Тоже любовь.
Истощенный непосильной работой мозг потребовал заправки, но рука нашарила только гладкое донышко блюдца. Еды в доме больше нет. Пришлось обманывать трудягу остывшим чаем.
А может, таки, Аглая? Кажется, это одна из граций. Как их там? Аглая, Талия, и третья… Федора? Фе… Феодосия? Нет, Феодосия – Это город. Блин, не помню. А было бы здорово назвать трёх сестричек именами харит.
– Альлига! – Раздался снизу негромкий окрик. Я выронила чашечку и та, дзынькнув, разлетелась на каменном полу. Да, нервы и впрямь ни к чёрту. Спросить у Лунны, нет ли у неё подходящего зелья?
– Кто там? – Я перегнулась через перила.
Внизу стояла маленькая женщина, Нянька. Я уже знала, что это не имя, а должность.
– Я могу с тобой поговорить? – Спросила она.
– Это тебе лучше знать, чего ты можешь. – Хотела сказать я, но вместо этого расплылась в гостеприимной улыбке.
– Конечно. Поднимайся.
– Нет, лучше ты спустись ко мне.
Пришлось спускаться.
– Зря ты не захотела на балкон. Там очень красиво. У меня, на днях, ваши мальчики, в гостях были. Оценили. Пойдём на кухню. Там хоть стулья есть. – Щебетала я, проводя гостью по своим владениям, с чувством, глубокого удовлетворения, глядя на её, удивлённое, лицо. Чему удивляется? Чего она тут, ещё, не рассмотрела?