Полковой обозный Переяславского казацкого полка Иван Яблуневский ждал в гости давнего товарища, Януша Левчицкого, коменданта замка польского князя. В доме шли приготовления к приходу гостя, на стол выставлялись соленые огурчики, кислая капуста с клюквой, румяные пироги с мясом, на печи шипела пышная яичница, взбитая на молоке и поджаренная на кусочках сала.
Просторный деревянный дом полкового обозного располагался в уютном уголке Переяслава, где река Альта поворачивала, чтобы слиться с Трубежом. Тут же стояла мельница обозного, а недалеко на лугу стояло десятка два ульев. Экономка Маланья, которая работала в доме обозного, продавала на рынке мед с пасеки, что приносило дополнительный доход хозяину.
Дверь открылась, и в горницу вместе с обозным вошел Януш Левчицкий. Входя, гость по привычке немного пригнулся, чтобы не удариться головой об откос. Януш был выше среднего роста, стройный, мускулистый. Одет был в походный темно-синий шелковый жупан, на поясе сабля-чечуга[1], обут в высокие кожаные сапоги. У него были коротко постриженные пепельно-русые волосы. Черты лица крупноватые, но очень красивые зеленые глаза с коричневыми вкраплениями около зрачка.
– Доброго дня в вашей хате, – поздоровался гость.
– Здравствуйте, садитесь, гость дорогой, – приглашала Маланья, ставя на стол бутылку горилки. – Девчата, несите гороховую кашу и яишню.
Две помощницы экономки кинулись ставить на стол угощения.
– София, сядь с нами, – пригласил обозный семнадцатилетнюю дочь, принесшую кувшин узвара.
София послушно села на край лавки.
Януш смотрел на девушку и не мог отвести взгляда. Ему казалось, что такой красавицы он еще не видел, разве что на росписях соборов, когда изображают ангелов. Девушка подняла ресницы, украдкой глянула на гостя. Януш заметил, что глаза у нее, как темный янтарь, на щеках легкий румянец, а волосы… Непослушные пряди пышных светло-русых волос выбивались из-под лент, которые она повязала на голову.
– Что, хороша? Обомлел? А на поле боя был герой! – засмеялся Иван, наполняя чарки горилкой. – Давай, накладывай, накладывай, будь, как дома. София, отрежь хлеба гостю.
Дочка взяла нож и стала резать мягкий, недавно испеченный хлеб из муки с собственной мельницы.
– Ну, давай, по первой, – чокнулся Иван и выпил чарку.
Януш тоже выпил и скривился.
– Что, давно забытый вкус? Соскучился по нашей горилке? – спросил Иван. – Дочь, давай я тебе наливочки чуток налью. Маланья делала, она у меня на хозяйстве главная. Мне же хозяйством некогда заниматься, а Ганнушка, царствие ей небесное, оставила нас. Бери огурчик, – хозяин подал гостю миску с хрустящими огурчиками. – Ну, расскажи, каким ветром тебя занесло в наши края?
– Я со специальным поручением для гетмана Конецпольского, – ответил Януш.
– Знаю я твои специальные поручения, – засмеялся Иван, – небось, это ты привез золотые дублоны.
Януш засмеялся:
– Тебе, Иван, как полковому обозному лучше знать.
– Я их уже положил в казну. Угощайся, Януш, пирогами с мясом, это София готовила.
Гость отломил кусок румяного пирога и откусил.
– Вкусно! – он вдохнул аромат сдобы. – Ваша кухня очень поживна, как это казацким языком? Питательна! Очень вкусно. У Софии золотые руки.
Девушка застеснялась. Отец заметил, что его гость просто не может оторвать глаз от его дочери. Как отцу, ему было очень лестно и приятно. Тем более, что София уже на выданье, а Янушу хоть уже тридцать пять, но он не женат, хорош собой, отважный воин, а кроме того, должность у него почетная.
– Расскажи, Януш, где ты сейчас служишь?
– После ранения я ушел в отставку из королевских войск. Мне князь Чарский предложил работу по охране замка, командиром замкового гарнизона.
– Комендантом, значит. А что за замок?
– В Речи Посполитой. Между Минском и Гродно, вблизи от Мостов.
– Так это недалеко, – сказал Иван, наполняя чарки. – Давай, за подписанный мир[2], чтоб хлопцы наши не гибли и не поливали землю кровью.
– Думаю, казаки довольны?
– Как тебе сказать, оно, конечно, да. Реестр увеличили с шести тысяч до восьми, гетмана можем сами выбирать[3]. Будь здоров!
Януш выпил чарку и опять украдкой посмотрел на Софию. «Ангельской красоты», – подумал комендант. Столько лет ни одна девушка так не тревожила его душу, а тут… Горилка не брала Януша, он не пьянел, в груди сжималось сердце, от волнения к горлу подступил комок, Януш закашлялся.
– Выпейте узвара с медом, пан, – предложила София, наливая кружку и подавая ее гостю.
Комендант выпил залпом бодрящий напиток из груш и вишен. Он ему показался божественным, такого он еще в жизни не пробовал.
Ночью Януш почти не спал, вздыхал, переворачивался с боку на бок, вставал попить воды. Сон никак не шел. Он вспоминал дочку обозного, красавицу с кудрями цвета переливающейся на солнце спелой пшеницы. Завтра ему ехать в замок, а он не представляет, как без нее дальше жить. София… Какое красивое имя, такое нежное, неброское.
Утром сопровождающий воеводу помощник Кастусь Вуйчик спросил Януша:
– Когда тронемся обратно? Когда лошадей запрягать?
– Подожди, Кастусь, у меня еще одно неотложное дело, – ответил комендант и стал спешно собираться.
Он подъехал к дому обозного, спрыгнул с лошади и вошел во двор. Навстречу шел Иван:
– Еще немного, и ты бы меня не застал. Я как раз собирался уходить. Что случилось? Пойдем в хату.
Януш снял головной убор и последовал за хозяином.
– Садись. Маланья, принеси угощения гостю, – крикнул обозный.
– Спасибо, не надо, – отказался комендант.
– Говори, что за дело привело тебя.
Януш мял шапку.
– Я, Иван, хочу посвататься к твоей дочери, запала она мне в душу.
– Вон оно, что, – улыбнулся в усы обозный.
– Ехать мне сегодня надо. Позволь нам обвенчаться, – Януш смотрел умоляющими глазами.
– Да, задача. Вот так сюрприз, недаром мне застолье снилось, Маланья сказала – к неожиданному событию. Как же – обвенчаться. Ты хочешь, чтоб моя Софиюшка с тобой уехала? – Иван почесал затылок. – Не знаю, что тебе и ответить. Больно неожиданно.
– Прошу тебя, отдай за меня дочь, буду любить ее, на руках носить. У меня дом недалеко от замка, есть комната в замке, она ни в чем не будет нуждаться, только отдай за меня, – умолял Януш.
– Человек ты хороший, только как же я без дочери? У меня одна радость – София да Мариюшка.
В горницу вошла Маланья, неся узвар и разогретые в печи пироги. Из-за печи выглядывала младшая дочь обозного, пятнадцатилетняя Марийка.
– Батюшка, выдайте Софию, будет жить, как барыня, в замке, – сказала Маланья.
– Иди ты, советчица, – ругнулся обозный. – Если б я тебя не знал много лет, – он обратился к Янушу, – и думать не стал бы. Но знаю – ты человек верный и при должности, при жаловании.
