1. Интерлюдия 1
Фраккан ― столица королевства Лантерра. Когда-то это был даже не город, а всего лишь лагерь боевых магов. Вместо дворцов здесь стояли казармы и палатки, вместо парков росли чахлые кустарники. Вместо рукотворных озер и прудов встречались лишь грязные лужи.
Магам-аристократам потребовалось более пяти сотен лет и помощь тысяч и тысяч простолюдинов, чтобы превратить военный лагерь в большой и красивый город. Зато теперь королевство Лантерра гордится своей столицей!
Дух замирает у каждого, кто оказывается во Фраккане впервые. Широкие мощеные брусчаткой улицы, сонные тенистые аллеи, великолепные поющие фонтаны манят прогуляться, насытиться своим великолепием на годы вперед.
В центре всего этого великолепия находится королевский дворец. Его каменные стены меняют цвет в зависимости от времени суток. Его зеркальные окна сияют, словно огни маяка. Его башни, портики и колонны покрыты изящными барельефами и лепниной.
Но королевский дворец ― не единственный в столице. У каждого магического Дома ― свой дворец. Эти четыре дворца окружают королевскую резиденцию, строго указывая своим расположением на стороны света. На юг от королевского находится дворец Дома Дня. На север ― дворец Дома Ночи. С востока к королевскому дворцу прилегают владения Дома Рассвета, а с западной стороны подступают территории дома Заката.
Недаром гербом королевства Лантерра является четырехлучевая звезда, показывающая единство четырех Домов и королевской власти!
*** Новое ***
Три десятка и семь дней спустя после битвы в Гнездовье
Стылая осенняя ночь окутала Фраккан погребальным саваном. Стены дворца Дома Ночи, облицованные черным мрамором, слились с тьмой, растворились в ней настолько, что разглядеть дом можно было, только приблизившись к нему хотя бы на пять десятков шагов. Ни одно окно не выдавало себя светом. Ни одна дверь не осталась незапертой.
В самом дворце было безлюдно. В гулкой тишине темных пустых коридоров даже звук падения песчинки показался бы грохотом. Но и песчинки предпочитали не падать, а жаться к стенам, лишь бы не выдать своего существования хозяевам дворца ― нэйту и нэйте Вебранд. Ведь у хозяев Дома Ночи разговор короткий: легкое движение пальцем, и любая помеха превращается в прах или тлен, а то и вовсе исчезает в темной бездне!
Валкаста нэйт Вебранд, мать Эйлерта, сидела в своей гостиной, в низком мягком кресле, обитом черным бархатом, и куталась в меховой полог. Ее ноги ― худые, будто палки, и вечно мерзнущие, были протянуты к жарко протопленному камину с тлеющими угольями. В тонких пальцах левой руки нэйта сжимала короткий мундштук с заправленной в него пахитоской. От пахитоски исходил ароматный дымок, пахнущий табаком и лавровишней. Правой рукой Валкаста поглаживала большого мохнатого паука, пригревшегося у нее на коленях.
― Снова в твоих покоях воняет, как в храме. ― Дверь в гостиную отворилась беззвучно, шагов тоже не было слышно, и мужской голос прозвучал словно из ниоткуда.
Однако нэйта Валкаста не испугалась. Чтобы забрать жизнь, необходимо ее чуять. Нэйта любую жизнь чуяла на расстоянии в сотню шагов. Подобраться к ней незаметно мало кто смог бы. Муж, нэйт Эртруар ― даже не пытался.
― Зачем звала? ― взмахом разгоняя перед лицом струйку дыма, выпущенного сморщенными губами супруги, поинтересовался маг.
― Он возвращается. ― Сухие морщинистые губы на пару мгновений разомкнулись и тут же снова обхватили мундштук.
― Эйлерт? ― нэйт Эртруар медленно опустился в соседнее кресло. ― Но, судя по донесениям из крепости, его не было среди боевых магов, которые вернулись в Шарсол…
― И тем не менее, он идет, и скоро будет во Фраккане. Мои сны никогда не лгут.
― Что еще говорят твои сны?
― Что Эйлерт придет не один, и справиться с ним будет трудно. Очень трудно.
На тонких губах нэйты Валкасты мелькнула змеиная улыбка.
― Чему ты радуешься? ― нэйт Эртруар сидел в своем кресле неподвижно, как изваяние, и даже говорил, почти не открывая рта.
― Наш с тобой сын, Эртруар, талантливый мальчик. ― В голосе нэйты Валкасты послышалась тень простого человеческого чувства ― материнской гордости. Впрочем, нэйта тут же добавила. ― Жаль, что нравом он не удался. В моего отца пошел. Тот вечно с мыслями о справедливости и чести носился.
― Жаль. ― Эхом откликнулся нэйт Эртруар, и повторил. ― Жаль…
Судя по холоду, прозвучавшему в его тоне, жалеть Эйлерта глава Дома Ночи даже и не думал. А если и сожалел, то лишь о том, что младший сын обещает стать большим препятствием на пути к намеченной цели.
*** Новое ***
Обитателям дворца Дома Дня в эту стылую осеннюю ночь тоже не спалось. Беломраморные стены дворца слабо светились во тьме. Занавешенные окна там и тут мерцали огоньками магических светильников: маги Дня могли позволить себе роскошь обходиться без масляных ламп. По светлым коридорам носились шепотки, обрывки разговоров, отзвуки шагов. Столичная резиденция Дома Дня казалась куда более живой, чем обитель магов Ночи.
Глава Дома, Синдри дэй Стрюленд, за хвалю до полуночи призвал к себе двух сильнейших магов дома на малый Совет. Сам он, грузный, заросший по пояс черной бородой, одетый лишь в легкую нижнюю рубаху и свободные штаны с широким поясом, восседал во главе обеденного стола. Аппетит у дэя Синдри был неуемный, так что даже в этот поздний час он жевал сваренные в меду фрукты и запивал их освежающим травяным отваром.
― Ингмар, ― не вставая, кивнул он маг-маршалу Одену, который явился на призыв первым. ― Присаживайся, угощайся, пока дэй Столт не пришел.
Маг-маршал молча опустился на предложенный стул, налил себе того же отвара, но от сладостей отмахнулся:
― Не люблю, сам знаешь.
― Мое дело ― предложить, ― ухмыльнулся в роскошную курчавую бороду дэй Синдри. ― Как там твой сын, Кьярвел? Оправился от войны в Гнездовье? Когда на королевскую службу возвращаться думает?
Дэй Оден, прежде чем ответить, сделал очередной глоток. Утер губы и короткие темные усы тонкой салфеткой с золотым кантом.
― Кьярвел почти не пострадал, ты же знаешь, ― напомнил сдержанно. ― Пара ожогов и синяков не в счет. Все уже зажило, кроме сердца, которое болит по погибшим друзьям. Но на службу Кьярвел вернуться пока не может ― без четверки остался.
― Да-да, припоминаю что-то такое. ― Глава Дома никогда ничего не забывал, и каждый, кто знал его лично, не единожды в этом убеждался. Но иногда дэй Синдри делал вид, будто запамятовал какие-то подробности. Вот как теперь. ― А что там с остальными парнями из его четверки приключилось? Не подскажешь?
Маг-маршал, призвав все свое терпение, повторил то, о чем уже рассказывал:
― Закатник, Гломин, погиб. Рассветник, Дэгри, серьезно ранен и находится у целителей. Маг Ночи, Эйлерт, последним из отряда остался в Гнездовье и, видимо, там и сложил голову. К чему эти вопросы, Синдри?
