Из Стадсхагена добрались на сорок девятом автобусе. Младший спал в коляске. Начало июня, точнее, седьмое число. Этот день он запомнит на всю оставшуюся ему жизнь.
Старший шел рядом, держался за козырек коляски. Маленькая смуглая, липкая от сладостей ручонка. В автобусе ныл без остановки: пап, живот болит, пап, тошнит, пап, сейчас вырвет – но на свежем воздухе порозовел и оживился.
Рядом с остановкой хозяин магазинчика выложил на стенд свежие газеты. Чемпионат мира по футболу в Мексике. «Афтонбладет» – огромная, во всю первую страницу фотография Уве Грана с кислой физиономией. Должно быть, комментирует проигрыш Италии в групповых играх и обещает отыграться в матче с Израилем. А в «Экспрессене» вообще ни слова о футболе. От огорчения, должно быть. На первой странице – обсуждение предстоящего визита Улофа Пальме в США.
– Жарко, пап. Можно снять куртку?
– Конечно. Положи в коляску.
Наконец-то началось лето. В этом году чуть позднее обычного, но все же началось. День выдался на редкость бестолковый. Сначала ездил на Лидингё, смотрел участок, купленный для них Густавом. К осени там должна стоять вилла. Потом в Стадсхаген, отвел Кристофера на детский праздник к приятелю, – так и не понял, что там за событие: день рождения или что-то еще. Оттуда с коляской на Фридхемсплан – проголодался. Иоанны с ним не было, пошла навестить приятельницу.
Выпил пива. Не так много, три кружки, но все же чувство времени подвело. Посмотрел на часы – и чуть не бегом пустился забирать Кристофера. Даже коляска подпрыгивала на швах тротуара. Ничего, успел вовремя.
Он отвернулся от стенда и посмотрел на свое отражение в намытом до зеркального блеска окне автобуса. Искаженная, как в кривом зеркале, физиономия качнулась и поплыла влево, почему-то по дуге – автобус отошел и освободил переход.
Кристофер запрыгал на одной ножке, стараясь попадать на белые полоски «зебры».
На входе в Кристинебергский парк стоял бомж и мочился на цветочную грядку, бросая на прохожих высокомерные взгляды. Он позавидовал – хорошо бы так… пиво уже давало о себе знать. Но до такого он не докатится – заботился о своем имидже. Никогда не пил так, чтобы по нему было заметно.
– Пап, купи мороженое! Жарко…
От этого голоска становилось тепло на сердце. Даже когда Кристофер капризничал.
– А конфет тебе мало? Целый пакет в руке. Вы же ели мороженое на празднике! Мама Петера сказала…
– Но я хочу еще! Пап, ну, пожалуйста… у меня кишки закипают.
– Послушай… только что ты жаловался, что болит живот. А теперь требуешь мороженое.
– Но живот же уже же не болит!
Он обожал этого мальчонку. Всего-то семь с половиной лет, как на свет появился, а теперь требует мороженого и отказывается брать отца за руку – он, видите ли, уже вырос из этого возраста. Тонкий детский голосок – «Я уже большой ходить за ручку». С характером. И самое трогательное – темнокожий… гены темнокожести разбежались, перепрыгнули через поколение и вдруг обнаружились у сына. Сам он совершенно белый.
Любовь любовью, но отступать нельзя. На сегодня уж точно хватит сладостей.
– Мне очень жаль, но…
– Ну, пап, ну, пожалуйста…
Он дернул Кристофера к себе – по улице Яльмара Сёдерберга промчался на большой скорости «амазон», чуть не в полуметре от коляски. Чертовы лихачи… Мальчонка вполне мог выскочить на дорогу – в знак протеста, раз что-то вышло не по его.
Постоял, не отпуская руки, сделал несколько глубоких вдохов – надо успокоиться. Посмотрел направо, где на фоне неба красовался статный силуэт Транебергского моста. По мосту полз поезд метрополитена, похожий на гигантскую гусеницу на колесиках. Внезапно мост наклонился, даже изогнулся слегка, и сейчас, казалось, стряхнет надоедливую личинку. Но мозг тут же опроверг нелепое видение – нечего было пиво пить. Состав буднично подполз к станции в Альвике и остановился.
Успеем к следующему. Иоанна от подруги наверняка пошла домой – приготовить что-нибудь поесть. Как славно будет посидеть вместе за столом, всей семьей, а потом, когда уложат детей, рассматривать архитектурный проект нового дома. Картинки красивые… отец хочет купить его любовь.
«Вольво-амазон» исчез, и они перешли улицу. Малыш проснулся и мгновенно сел в коляске. Джоель. Полная противоположность брату. Белая, не просто белая, а белоснежная кожа, ни единой черты, свойственной мулатам. Конечно, он и маленького любил, но по-другому… не так безоглядно, не так мучительно. А может быть, Джоель просто не успел завоевать его любовь. Слишком мал. Всего три годика.
Дверь в вестибюль станции поехала в сторону. Он остановился у расписания. Каждые пять минут, и можно выбирать между двумя зелеными линиями – любой поезд довезет его до дома.
Малыш коротко хныкнул. Наверное, приснилось что-то. Он посмотрел на большие часы на стене: половина шестого. Не может быть! Он не мог ошибиться на целый час! Присмотрелся к наручным часам: половина пятого… но секундная стрелка стоит на месте. Его часы просто-напросто встали.
Из дверей «Пресс-бюро» вышла женщина с газетой под мышкой.
– Извините, – обратился он к ней. – Вы не знаете, который час? Неужели и в самом деле полшестого?
– Конечно. Полшестого. Даже чуть больше. – Она дружелюбно улыбнулась.
На голове платок, цветастое платье. Резиновые сапоги. Наверняка жена фермера. Именно такими он и запомнил их с детства, когда семья жила в усадьбе. Жены фермеров, все в цветастых платьях.
– Спасибо…
– Не за что. Хороших выходных!
Значит, он ошибся на целый час… И что это значит? А вот что: Иоанна давно дома, волнуется, куда они запропастились, и еда стынет… Огорчился, врезался коляской в стальную решетку турникета и плюнул с досады. Нашли место, где ставить турникет. Маленький заплакал – то ли от испуга, то ли тряхнуло сильно. Нет, вроде не особенно сильно.
– Так, все успокоились, – сказал он с отцовской интонацией. – Мы опаздываем, мама ждет. Надо поторопиться.
Он сунул билет контролеру и обогнул турникет через широкий проход для колясок. Плач перешел в рев. Он знал этот рев – в таком состоянии успокоить его могла только Иоанна.
– Ш-ш-ш… – Он без особой надежды покачал коляску. – Ш-ш-ш… ну не плачь, пожалуйста…
Не надо, не надо было пить это чертово пиво. По крайней мере, последнюю кружку. Все из-за пива. Не то чтобы он был пьян, но взаимоотношения с внешним миром потеряли гибкость и синхронность – перепутал время, ребенка чуть не сбила машина, вмазал коляску в стойку турникета.
