Валерий Екимов - Теперь, или Снова «Неслучайные странности». Страшно философские небылицы длиной в Мысль

Теперь, или Снова «Неслучайные странности». Страшно философские небылицы длиной в Мысль
Название: Теперь, или Снова «Неслучайные странности». Страшно философские небылицы длиной в Мысль
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2022
О чем книга "Теперь, или Снова «Неслучайные странности». Страшно философские небылицы длиной в Мысль"

Что было бы, если бы мы смогли встретиться с самим собой из своей прошлой жизни? А из будущей? Настолько ли велика разница между временами и поколениями, как нам кажется? Что такое Апокалипсис на самом деле? Куда придут люди, если продолжат двигаться сегодняшним курсом? Где проходит граница между Добром и Злом? Что подразумевают эти понятия применительно к реальной жизни конкретного человека? Где живёт Всевышний? Как мы поладим с Искусственным Интеллектом? Эти и многие другие вопросы ставит писатель в своих небылицах, а потом вместе с читателем ищет ответы, перемешивая драматический реализм с утопией, антиутопией и фантастикой.

Бесплатно читать онлайн Теперь, или Снова «Неслучайные странности». Страшно философские небылицы длиной в Мысль


* * *

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается


© Екимов В. П., текст, 2022

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2022

© ИП Соседко М. В., издание, 2022

Предисловие

Этот сборник страшно философских небылиц длиной в одну Мысль является логическим продолжением книги «Неслучайные странности». На его страницах собраны ещё шесть новых историй-странностей, случившихся, как и в прошлый раз, именно «ЗДЕСЬ» и сейчас.

На этот раз «ЗДЕСЬ» – в настоящем, автор тасует карты не только «ТУТ» – всегда присутствующего в нас прошлого, но и «ТАМ» – будущего, получая из того некий невероятный расклад некоего нового понимания происходящего, сквозь который и рассматривает причины и следствия до сих пор недопонятых неслучайных странностей сегодняшнего дня. Оценка внутреннего мира одного человека и менталитета целого поколения позволяет разглядеть допускаемые ими ошибки и отыскать пути их исправления. Писатель вновь и вновь, пробираясь по спиралям временных петель эволюции, хаотично соединяет их между собой в этом страшно философском сборнике небылиц длиной в одну Мысль, обозначая в ней не только наше ближайшее будущее, но и новое разумение неразумеемого – метафизического порядка Мироздания.

Что было бы, если бы мы смогли встретиться с самим собой из своей прошлой жизни? А из будущей? Настолько ли велика разница между временами и поколениями, как нам кажется? Что такое Апокалипсис на самом деле? Куда придут люди, если продолжат двигаться сегодняшним курсом? Где проходит граница между Добром и Злом? Что подразумевают эти понятия применительно к реальной жизни конкретного человека? Где живёт Всевышний? Как мы поладим с Искусственным Интеллектом? Эти и многие другие вопросы ставит писатель в своих небылицах, а потом вместе с читателем ищет ответы, перемешивая драматический реализм с утопией, антиутопией и фантастикой.

Сборник вновь написан на стыке нескольких жанров с изрядной долей философии, психологии и тонкого юмора.

Веришь? «Во весь голос» – не хочу.
Кто я, чтобы быть Мессией!
Лишь о том сегодня не смолчу,
что люблю свою Россию
за её простую… простоту,
а ещё – нерасторопность
и смешную отрешённость
от ухода Мира в пустоту.

Феликс, ты ли, что ли?

(Шестая небылица)

Дела-дела…
дела – лишь пыль.
Слова? Слова…
хранят нам быль,
а с нею мысль
и нашу жизнь!..
Еквалпе

– Привет!

– Здравствуйте, – дивлюсь, видя перед собой незнакомого, весьма немолодого, много старше меня человека.

– Что, дружище, время пришло? – улыбается.

– Вы это… о чём? – всматриваюсь.

– Ну-у, в смысле, не пора ли рвать подковы, менять гавань?..

– Не знаю, – непроизвольно жму плечами, нехотя втягиваясь в давно затеянный с собой разговор. – Может и так.

– Пора-пора, – ласково улыбается, характерно слегка кривя рот вправо.

– Вы так думаете? – пугаюсь, почувствовав, что происходящее уже когда-то случалось со мной… или, может, вот-вот случится, что, в сущности, одно и то же, ведь время-то (мы ж это уже выяснили в «Неслучайных странностях») относительно.

– Уверен! – по-мальчишечьи весело шмыгает носом, легонько по-дружески хлопнув меня по плечу. – Ты ж сам это знаешь.

– Да, знаю, знаю, но…

– Он… засомневался?

– Возможно.

– А такого раньше с ним не случалось?

– Наверно!

– А… «то и дорого было Фёдору Михеевичу в Кнорозове, что да так да, а нет так нет…» – неожиданно цитирует накануне только примеченное мной у Александра Солженицына в рассказе «Для пользы дела». – Он «…любил однозначную определенность».

– Как вы догадались? – почти кричу от ужаса.

– «Но когда сталкивались лбами справедливость и несправедливость, а у второй-то лоб от природы крепче… – продолжает, не отреагировав, – … ноги Грачикова как в землю врастали, и уж ему было всё равно, что с ним будет».

– Точно так!

– И эта неопределённость в нём теперь останавливает тебя?

– Не знаю.

– Ну, всё-таки почти тридцать лет? Приличный срок, кстати… Прикипел?

– Возможно, – невесело выдыхаю. – Видно, зря это я, как обычно, не смолчал. Случайно как-то вышло.

– Случайное – не случайно!.. Ты ж знаешь.

– Знаю-знаю, конечно.

– Но ты не мог по-другому, – озорно сверкает знакомым прищуром.

– Наверно, – невесело киваю, глядя ему в глаза.

«Боже ж ты мой, где же я всё-таки видел их?» – простреливает мысль. И, не выдержав, закипая, цитирую вслед за ним:

– «…когда сталкивались лбами справедливость и несправедливость… ноги Грачикова как в землю врастали, и уж ему было всё равно, что с ним будет».

– Да-да! – как-то знакомо смеётся.

– И вообще: по палубе строями не ходят! – выстреливаю откуда-то издалека давно забытое, не задумываясь.

– Ну, конечно! – ласково выдыхает с некоторым сожалением, ностальгией. – Но-о… – тянет, с интересом наблюдая за мной, – ты давно не на палубе, тебе пора помнить, что…

– Да-да! – сникаю, перебив.

– За прошедшие десятилетия, – продолжает, не останавливаясь, – тебе так и не удалось сойти на берег.

– Может быть, – отвожу глаза.

– Приёмный буй не отпускает?

– Пожалуй, – киваю ошеломленно. – Но не только…

– Поход Шнуроукладчиков?..

– Кто знает?! – поражаюсь его осведомлённости.

– Или… последний подъём флага на Антилопе?

– Ну-у, и это, конечно, тоже, – тяну, виновато улыбаясь.

– Нет-нет! – почти кричит. – Там тоже «…сталкивались лбами справедливость и несправедливость… и ноги… как в землю врастали, и уж… было всё равно, что… будет»!

– Согласен! – кричу в ответ. – И там тоже! А ещё там остались они: начальник штаба, замполит, комдив, экипаж, штурман, механик, Антилопа…

– Ха!.. Да ты всё тот же… романтик, – снова по-дружески хлопает по плечу, приязненно сверкнув глазами. – И как тебе удалось добраться до… первого ранга? Ума не приложу!

– Вот и сам дивлюсь. Но вы знаете, было…

– Непросто, – перебивает.

– Да, но…

– Ты всегда шёл до конца, – снова перебивает, – помня о главном.

– О главном?..

– Ну конечно! – без пафоса выдыхает старик. – «…Сила в правде!» – цитирует ангела Света.

– Смеётесь?

– Нет, – улыбается. – Ты ведь до сих пор веришь, что справедливость есть, и за неё…

– Должно идти в бой? – пугаюсь.

– Конечно, – смотрит тепло. – И он впервые в жизни сомневается, впервые столкнувшись с этим, понимая и внутренне принимая её, справедливость.

– Странно, – улыбаюсь. – У меня такое чувство, будто вы читаете мысли, которые… мне, возможно, придут когда-нибудь потом, после.

– Ещё бы, – смеётся.

– И с ними невозможно не согласиться. Но скажите мне, мы с вами раньше…

– У-у-у, – безнадёжно машет рукой, отворачиваясь. – «Мне не нужно ваше квалифицированное мнение, мне вполне достаточно беспрекословного выполнения моего», – цитирует недавнее моё несогласие с его несправедливостью.

– Здорово, – поражаюсь точности переданной им интонации. – Типа «не нужно рефлексировать, выполняйте…» – усиливаю глупость известной цитатой «Нахального» беса.


С этой книгой читают
Детство семидесятых с его романтикой предстаёт перед современным читателем, запутавшимся в нитях Всемирной паутины. «Мелькают спины, пятки, руки, головы, сердце перемещается, ухая одновременно по всему телу, в горло», и вот уже ты летишь навстречу неизвестности. Но тебе не страшно, ведь рядом верные друзья! Ты бегаешь по лесу, не оглядываясь по сторонам, и отважно лезешь в старый танк, помнящий Великую Отечественную войну. Ты бродишь по полям сла
«С того дня прошло уже (почти по А. С. Пушкину) тридцать лет и три года, можно даже добавить – три месяца и три дня». На страницах этого сборника рассказов Валерий Екимов, следуя доброй традиции, которая сложилась в его творчестве, открывает портал во времени. Он переносит читателя в Ленинград семидесятых годов ХХ века и проводит в стены Военно-морского училища, где ежедневно происходят большие и маленькие события, которые складываются в сюжет мо
На страницах этой книги собраны пять странностей, которые произошли «"не тут", а "здесь"». Автор тасует карты прошлого, настоящего и будущего, чтобы получить некий новый расклад, глядя на который можно рассмотреть причины и следствия реальных событий, оценить внутренний мир одного человека и менталитет целого общества, узреть допускаемые ошибки и отыскать пути их исправления. Он отражает спирали, по которым развивается человечество, как бы схлопы
На страницах этого сборника рассказов автор, следуя доброй традиции, которая сложилась в его творчестве, снова открывает портал во времени. На этот раз он переносит читателя в различные уголки нашей поистине великой и необъятной страны на короткие промежутки времени (диалоги) из жизни ныне покидающего нас поколения детей войны. Случайно подслушанные разговоры незнакомых и в то же время таких близких и родных людей точно передают колорит и атмосфе
Читателю предстоит познакомиться с не совсем обычной книгой, состоящей из двух частей, нечто вроде книги с половиной…Первая часть – написанный в ящик стола сорок лет тому назад роман «Однова живем» о глубоко самобытной судьбе русской женщины, в котором отразились, как в «капле воды», многие реалии нашей жизни, страны, со всем хорошим и плохим, всем тем, что в последние годы во всех ток-шоу выворачивают наизнанку.Вторая часть – продолжение, создан
Книга казанского философа и поэта Эмилии Тайсиной представляет собой автобиографическую повесть, предназначенную первоначально для ближайших родных и друзей и написанную в жанре дневниковых заметок и записок путешественника.
Предлагаемый вашему вниманию авторский сборник «Сказки Леса» состоит из историй, каждая из которых несет в себе частичку тепла и содержит капельку житейской мудрости.Это сказки как для самых маленьких детей, так и для тех, что еще живут в каждом взрослом.
Крым, подзабытые девяностые – время взлетов и падений, шансов и неудач… Аромат соевого мяса на сковородке, драные кроссовки, спортивные костюмы, сигареты «More» и ликер «Amaretto», наркотики, рэкет, мафиозные разборки, будни крымской милиции, аферисты всех мастей и «хомо советикус» во всех его вариантах… Дима Цыпердюк, он же Цыпа, бросает лоток на базаре и подается в журналисты. С первого дня оказавшись в яростном водовороте событий, Цыпа проявля
Из демонстрационного зала международного ювелирного аукциона похищена коллекция бриллиантов. Мероприятие оказалось под угрозой срыва. Расследование преступления поручено лучшим следователям МВД полковникам Гурову и Крячко. Они выясняют, что к преступлению могут быть причастны всего несколько человек – известные ювелиры и потенциальные покупатели. Вычислить грабителя в узком кругу подозреваемых для опытных оперативников – дело техники. Но все меня
Каждый может бесплатно войти в "Лабиринт", но не каждый может вернуться оттуда. Безобидный с виду аттракцион может оказаться смертельной ловушкой. Иван Аникеев в один прекрасный день вошел в "Лабиринт", который в одночасье изменил его жизнь.Содержит нецензурную брань.
Жорж Сименон писал о комиссаре Мегрэ с 1929 по 1972 год. «Мегрэ и привидение» (1964) повествует о стремительном и захватывающем расследовании преступления в мире искусства, нити которого ведут из Парижа в Ниццу и Лондон.
Жорж Сименон писал о комиссаре Мегрэ с 1929 по 1972 год. Роман «Мегрэ в меблированных комнатах» пользовался особой любовью Сименона: «Лично мне он очень нравится. Немного приглушенный, размытый, словно этюд в миноре» (из письма Свену Нильсену, 23 февраля 1951).