Александр Палмер - The бesт. Почти 100 страниц рифм

The бesт. Почти 100 страниц рифм
Название: The бesт. Почти 100 страниц рифм
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "The бesт. Почти 100 страниц рифм"

Девальвация искусства стихосложения достигла самоубийственных масштабов: миллионы людей рифмуют слова. Получается всё равно у единиц. Но и их озарения прочитываются публикой лишь при удачном попадании в свежую программку – контент, прежде всего контент!А если так: не составит ли собой собрание стихов, сведённых под один переплет, новое, самостоятельное многостраничное произведение со своей новой логикой и развитием? Возможно, так получится новая книга. Возможно, интересная.Книги же еще читают?

Бесплатно читать онлайн The бesт. Почти 100 страниц рифм


© Александр Палмер, 2022


ISBN 978-5-0056-3351-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

2007—2009

Луна

Тревожна, дымна и мутна
Горит полночная луна,
В меня глядит и говорит:
«Ну, что ты бродишь, что болит
В душе твоей. Ужель нет сна?» —
Мной упивается она.
А я в ответ моей луне
Бреду, в бреду наедине
С холодным светом неземным,
Весь погрузившись в лунный дым,
Твержу беспамятный урок,
Небесным тайнам дав зарок,
Что мироздания закон,
На эту ночь лишь обретен…
К утру иссякнет волшебство,
Горячки мозга баловство,
Луна спадет, уйдет дурман,
Иной с росы придет туман.

Я думал только о тебе

Я думал только о тебе
Я исскучался, я лелеял
Неисполнимую затею
Тебя коснуться в нашей тесной тьме…
Твои ночные очертанья,
Белесые и смутно-ранние
Томлю, томимый ожиданьем…

Впечатления после вечера, проведенного в новом загородном доме

Мне милее запустенье
Деревянная изба
Старой меди дух варенья
Сорняков с травой борьба
В окна —
           стук ветвей замшелых
В покосившийся проем
Полушепот.. полушелест
Поле за дорожным рвом
Мне милей у печки дымной
Сор от кучки старых дров
Мне милей огня в камине
Русской печки трубный зов
Что парадная мне зала —
Не скорбя и не любя —
Мне ли корчить феодала
Барство мерить на себя
Англиканские изыски
Инородною гурьбой
Я из лени, без корысти
В дом отправлю городской…
Мне милее запустенье
Деревянный домик мой
Сад тенистый, настроенье
Говорить с самим собой.

Бессонница

Ночною порою —
В темную ночь
Нет мне покоя —
Забыться не в мочь,
Мысли беспутные выгнать бы прочь —
Полно пустое
Без толку толочь…
Но темной горою
Стоит предо мною
Эта бессонная черная ночь.

Застольная

Старые товарищи,
Кто остался – вольно,
Слушайте, кто жив еще —
Вот моя застольная.
Пил я утром, пил я днем
Пил я водку, пил я ром
Пил я бренди, пил я бражку
Из кастрюли пил, из чашки
Пил с друзьями, в одиночку
Многократно, по разочку
Пил с учеными, с ментами
С умниками, с дураками
С главным архитектором
С будущим проректором
С заслуженным художником
С батюшкой, с безбожником
Пил я с радости и с горя
В поле пил и пил на море
Пил под пальмой, пил под елкой
Пил в тулупе, пил в футболке
Пил в нужде и пил в достатке
Хоть в нужде пить – это гадко
Выпивал в Европе, выпивал в Сибири
Не был я на Фудзи, но пил за харакири
Сколько алкоголя! Надо ж умудриться
Надоело, братцы – нужно повиниться
Вот опять – вина, вина…
Ну, и выпью, и до дна.
Слушайте диагноз мой
Он не очень озорной.
Пропил много, но не мозг
Мозг, он многое помог
Осознать и тормознуть
В будущее заглянуть:
Эх, попасть бы в точку —
Не увяли б почки,
Обеспечить печень бы нужным кроветоком
Чтобы эта печень мне не вышла боком
Чтоб сосуды были гибки, как модели
Чтоб глаза гормонами изнутри горели
Чтобы чувства пёрли в чресла и обратно
Чтобы все, что можешь, мог неоднократно…
Ой, что-то вы заслушались, что-то размечтались
Что-то вы замешкались, что-то разыкались —
Перестаньте дуться
Грустные
                что стали?
К черту
                 к чаю
                                блюдца!
Доставайте шкалик!

На смерть отца

Темное кладбúще.
Белый, стертый крест.
Ветер в кроне свищет,
Сумерки окрест.
Никому нет дела,
За оградой мгла,
Бойким было тело,
А душа спала.
Роща облетела,
Перестану жить.
Упокоят тело —
Душу б не забыть.
Где ты, ангел тихий,
Обмахни крылом,
Благость пусть, не лихо
Мой накроет дом.
Мудрость погребенья
Лишь познает тот,
Кто на смертном одре
                          «Отче наш» прочтет…
Ветер свищет, свищет
В кронах до небес,
Сельское кладбúще.
Старый, белый крест.

Северный остров

( из Беломорского цикла )

Грустно, грустно, бесприютно
Ни двора и ни кола
Я бреду себе беспутно
Берег пуст, кругом скала
Ветер с моря задувает
Север-северо-восток
Я иду – куда не знаю
Путь мой дальний недалек
Серо, мрачно, одиноко
Свист в ушах да плеск волны
Море Белое глубоко
Дни мои перечтены
Белой пеной, мощью дивной
Мне рокочет и поет
Море: " Гибнешь, гибнешь, гибнешь…
Дни твои наперечет …»
Но в душе моей нет страха
Есть унынье и тоска
Чем тюрьма, так лучше плаха
Так же – мучайся пока
Рано ль, поздно ль – что за дело
Суете придет свой срок
Здесь – дохнуло хладом белым
Здесь от вечности порог

Свою жену люблю я…

«О, заклинаю именем Эрота…, – Но тут его мольбы прервала… рвота»

(Дж. Байрон, «Дон Жуан», пер. Гнедича)

Свою жену люблю я,
И даже уважаю,
Но женщину чужую
Я все равно желаю
.
С  женой своей прекрасен
Секс. После перерыва.
С чужой же ежечасно
Готов делиться взрывом.
Тем взрывом, что так сладок,
Что дарит нам природа,
Что служит, если честно,
Для продолженья рода.

Ах, если б был монашком,

Или махал киркою,

Иль в старой гимнастерке

Ходил исправно строем.

Ах, если был бы лебедь,
Иль верный грустный аист,
Какой пример бы детям
Тогда б я мог оставить!

Но, не судьба, наверное,

И это так печально…

Так сдвинем же бокалы,

Посмотрим в мир нахально!

Заздравицу воскликнем
                      за каверзы Эрота…
Но! пейте аккуратно,
                   не то настигнет… рвота.

Такое небо тучное…

Такое небо тучное
       Той белой ночью было,
Мы собирались загород,
        И ты меня любила.
Последней электричкою
       Сквозь дождь неторопливый
Едва горящей спичкою
       Мы ехали к заливу.
Смеркалось раньше раннего.
       Обычного. До времени.
Перрон пустынный странного
        Был вида в полутемени.
За мной ты шла доверчиво,
         Случайно оступилась,
Горячей влажной кожей
   В меня облокотилась ….
Такое было лето —
         В дурмане и с дождями,
В любовном лунном свете
        Сливались мы тенями.

Белое и черное

Белые поляны.
Тихий свет струится.
Снег волшебный, странный
На лицо ложится.
Под горою речка
         черной гладью плещет,
В снежном одеяньи
          камыши трепещут.
Как по черной ленте
Белою каймою
Снег с обрыва метит
Берег над водою.
Тонкою иголкой
         чернь деревьев светится,
Белой смутой в черном
         снег по кругу мечется…

Рождество в деревне

Белым, легким снегом замело поляны,
А река не молкнет – замерзать ей рано.
Первые морозы с Рождеством нагрянут,
На закате небо разведут багряным.
А потом метели закружат, завьюжат
За порогом ветер понагонит стужи,
За три дня навалит важные сугробы,
И на время спрячется в снежную утробу.
Выйдешь светлым утром,
К дровне след протопчешь —
Речка шепчет смутно,
О покое ропщет.
Гладью не окована, не укрыта снегом —
Холоду не справиться с быстрым струйным бегом.
Может, на крещенье развиднятся дали,
И мороз вселенский все-таки ударит.
Обнимая стужей в снежную охапку,
Закует по верху речку хрупкой хваткой…
Ныне ж не студено – мне бы в лес забиться,
Белым шапкам елей низко поклониться.
И покой, и радость в воздухе морозном —
Ничего не рано, ничего не поздно.

Морская эпитафия

(из книги второй «Тетка-лень, или…)

Мерцал маяк в ночной дали,
Но ветер вдруг задул —
Фитиль погас, моряк уснул,
Безвестны корабли

Взметает их спиной волны

На бледный лик луны,

И в черный омут водных гор


С этой книгой читают
Действие второй книги «Приключений…» разворачивается в самых разных временах и обстоятельствах: иногда в обыденных, нам привычных, но с фантастическими персонажами; иногда в реальном историческом окружении; иногда в старых добрых сказочных временах… Но есть главный движитель сюжета, который объединяет все переплетающиеся здесь истории, а Тётка-лень персонаж хоть и фантастический, но существует наяву… Нелегко было ее перебороть Маленькому папе…
«Ничего святого! Никаких скрепок!» – под такими девизами автор созывал в поход эпизоды этого сборника. Давайте смеяться и глумиться! Переиначивая слова одного из ильичей – глумиться, глумиться и глумиться. Но! – соблюдая литературную форму, и, по возможности, остроумно: чтобы смеяться, а не оскорблять.Так что если ты, читатель, не ханжа, то, пожалуй, заходи: Пантеон – он ведь большой, пустой и гулкий, там требуют тишины, и поэтому даже сдавленный
Все папы когда-то были маленькими, и все они в детстве представляли себя благородными героями, грезили о волшебных приключениях, побеждали зло и коварство…В этой книге рассказывается о чудесных превращениях обыкновенного мальчика (которого в книге так и называют – Маленьким папой), о том, как он попал в сказку и какие приключения выпали там на его долю.Опасные путешествия, поиски волшебного эликсира, борьба с колдунами… об этих и многих других за
Ленинград 70-х – 80-х… Официальная идеология коллективизма и неофициальное господство двоемыслия. Истории нравов, образы, рассуждения: поместим их в диараму городского позднего соцреализма, помножим на коэффициент полового созревания советского подростка и пройдемся по экспозиции…
Когда-то давно люди и звери жили вместе. Люди правили, звери охраняли. Люди были разумом, звери – силой.Чтобы потешить зверей и дать им насладиться силой, Правитель людей ежегодно устраивал для них Праздник зверства. Его венцом была охота двенадцати избранных зверей за двенадцатью избранными девицами.
Дети всегда дарят новые чувства. Ничто не сравнится с тем, что чувствуешь когда у тебя рождается ребенок.О материнстве – как я его понимаю и чувствую…
Лара Павловская – поэтесса из Бреста, Беларусь. В свои юные 70 лет она продолжает радовать читателей глубокими и искренними стихами. Её творчество пронизано философскими размышлениями, светлыми эмоциями и теплотой, которые находят отклик в сердцах.
«Мое Зауралье» – сборник стихов, начатый в послевоенные годы, где автор рассказывает о детстве и юности, описывает романтику туристических походов, показывает крепкую дружбу школьных лет, демонстрирует успехи и достижения в спорте, восхищается самоотверженной любовью матери и воспевает красоту Каргапольской земли.
Сборник «Прощай, Молдавия» выстроен на основе стихов двенадцати поэтов, опубликованных в разное время в бывшем СССР и за его пределами. Некоторых из авторов уже нет, другие живут в разных странах – в частности, в Израиле, России и США. В Молдавии (Кишиневе) из всех двенадцати осталась только Александра Юнко, стихами которой начинается сборник. Но имена подобраны не случайно – несмотря на несходство тематики, есть нечто, что объединяет, и это не т
Врут даже документы. И Аркаша, заводской художник, выбравший себе в исповедники девчонку-студентку, всякий раз привирает, рассказывая о своей грешной жизни, полной невероятных приключений. И в истории любви Масхары и русской девушки много сочиненного – желанного, но невозможного. И страдает искажением Сережина оценка жены и дочери. И в технике любви, секреты которой раскрывает Профессор своей подруге, больше притворства, чем искренности. Толика л
В Академии запрещены отношения! По крайней мере, я привыкла к старым правилам. Но что делать, если молодой адепт совершенно не хочет мириться с моими принципами и утверждает, что влюблён в меня? Внушить ему обратное или всё же сдаться под его бесстыжим натиском?Что-что говорите…? У лордёныша срыв и только я могу его утихомирить?Что ж – сорвавшийся адепт поступает под мой надзор!Жутко ревнив и до сих пор влюблён в своего куратора?!Это его личные п
Вторая книга из цикла «Камень Демиурга» продолжает повествовать о приключениях Катерины и Олега. Тайные общества, слежки, погони, потери и расставания, любовь и преданность, и, конечно, извечная борьба со Злом. Всего будет достаточно. Олега по решению Совета отправляют в дальнюю дорогу, Катерина остается в тайге. Но древняя секта «Копейщиков» не оставляет свои попытки добраться до Камня Демиурга, который по их представлениям, помимо тайных знаний