Простые чудеса строки, мазка и сердца…
Сразу скажу, что мое знакомство с творчеством Терентiя Травнiка начиналось не с поэзии, а с фотографии; позже – с его прозой и живописью и, наконец, с лирикой. Бесспорно, созданные им образы вызывают самые теплые и искренние чувства у читателя. Среди них есть как сложные, так и простые, но все они доступны и понятны: будь то графика или акварель, слово прозаика или витии – живица духовная каплет из его работ на сердце благодарного читателя и зрителя.
Судить о духовности или душевности творчества принято по тематике, от которой отталкивается художник. Но парадокс заключается в том, что не всякая «высокая» тема может сложиться в некий духовный образ и, наоборот, практически любое простое явление в нашей жизни можно увидеть через призму любви и веры. Некоторым художникам удается совершать подобные чудеса, и залогом правильности тому служит, на мой взгляд, цельное восприятие мира.
Во всем прозревая всемогущую десницу Божию, удивляясь Господу и перед Ним благоговея, они отчетливо ощущают полноту бытия и свою причастность к нему. Именно в подобном цельном мировоззрении порой даже очень простые вещи приобретают совсем не простую огранку. Так и наш автор делится с нами своими находками, своим опытом восприятия окружающего мира.
Его главная тема – обыденное чудо, мимо которого мы проходим каждый день с «закрытыми» глазами.
Новодевичий… белый, резной,
С тишиной в отражении пруда,
Подарил величавый покой.
Я назвал композицию «Чудо»
И это чудо церквей и куполов, малиновых звонов, чудо Страстной тишины и Пасхальной радости – образы бесспорно духовные, и они дороги сердцу каждого христианина. Однако «Спелая осень…", «Смеркается, и солнце возжигает…", «Тихая радость, светлая грусть…» – все это материал, в существе своем, душевный и лирический, но поэт придает ему духовные очертания и, наполняя соответствующим содержанием, вводит в общий контекст произведения. Увидеть в душевных образах прообразы духовные может лишь око внимательное и утонченное, а заключать их в буквы и строки способен лишь тот язык, который в состоянии уловить «послевкусие» двух природ и почувствовать между ними разницу. Скажу Вам, что это совсем не просто, как может показаться на первый взгляд, но Травнiкъ, да простят мне это сравнение, купажирует образы и делает это свободно, легко и непринужденно.
Осмелюсь, однако, предположить, что за этой легкостью скрывается огромный труд и серьезный жизненный опыт мастера, многолетняя работа, не лишенная утешений и праведного воздаяния у Господа.
От всей души желаю этой замечательной книге долгих лет жизни и дополнительных тиражей, автору – новых неповторимых образов и незаурядных композиций, а Вам, дорогой читатель, – радости от встречи с замечательным произведением.
священник Василий Евпатов
Вот так же, как и сейчас, поздним вечером дождливого октября я сидел и писал, но не прозаические строки, а акварельные этюды, работая над серией иллюстраций к рассказам А. П. Чехова. Работа шла к завершению, и как-то сама по себе (как это и бывает в подобных случаях) появилась потребность искать продолжение применения своих творческих сил.
Замысел этой книги возник много раньше, еще в начале 90-х годов прошлого века. В то время я имел обыкновение гулять по Москве со старенькой камерой и делать архитектурные киноэтюды, преимущественно в центре города. Надо сказать, время было необычное, я бы назвал его «пробуждающимся». Что-то неуловимо-правильное текло по этим старым улицам, открывалось, обновлялось и давало возможность сопереживать и сорадоваться происходящему.
Я снимал, монтировал, показывал друзьям и снова шел бродить по городу. Помню снег, первый снег, и запах струганых досок возведенных лесов восстанавливающейся церкви. Необычно, волнительно… Тяжелая чугунная дверь, свечи, запах ладана и тишина, удивительная тишина, встречала меня каждый раз при входе. Я садился на лавочку и подолгу слушал ее голоса, спокойные и глубокие, проникающие в самое сердце.
Тогда и появилась идея сделать серию акварельных работ московских монастырей и храмов. И вот уже ранним утром я шел, как сейчас помню, по Пятницкой, но не с камерой, а с планшетом и акварельными красками.
Работал быстро. В один день делал два, а то и три этюда, легко и радостно. Казалось, что я не рисую, а беседую с городом. Прохожие останавливались, смотрели, шепотом что-то обсуждали. Иногда мы разговаривали, и нередко я брал еще мокрый рисунок и просто дарил его на память случайному собеседнику. Возвращался домой уже к вечеру, раскладывал рисунки и рассматривал карту, намечая маршрут на следующий день.
Так незаметно собралась целая коллекция акварелей православной Москвы.
Сегодня многие работы находятся у моих друзей и в частных коллекциях любителей живописи.
Примерно в те же годы было написано немало стихотворений и очерков, часть из которых создавалась непосредственно в момент работы над акварелями. Постепенно появлялась самобытная красочно-словесная палитра, и идея оживала, росла и давала все новые и новые побеги.
