Где-то в самой середине девяностых годов…
В те суровые времена, в древнерусском городе Нижний Новгород, что располагается на красочных берегах Великой российской реки, знакомой каждому россиянину под громким названием Волга, проживала обычная, ничем не выделявшаяся, семья. Небольшая ячейка нижегородского общества состояла из двух родителей и единственного сынка, едва достигшего шестилетнего возраста. И всё у них было нормально… Но?! Лишь до поры до времени. Однажды глава семьи, собрав немногочисленные пожитки, состоявшие из носимых вещей и бритвенных принадлежностей, нежданно-негаданно скрылся. Он ушёл к другой женщине, к коей испытывал дурманяще страстные чувства, а через какое-то время сочетался с ней браком. Новоявленная чета перебралась из провинциального города поближе к столичному мегаполису. Брошенный ребёнок на долгие годы потерял след безответственного отца – подлого человека, не пожелавшего пронести непростую обязанность, связанную с полноценным родительским воспитанием.
Мать, дородная женщина, единолично взвалила на себя нелёгкое бремя, предполагавшее содержание малолетнего сына. Имея неприглядную внешность, она обладала низеньким ростом, выделялась полным телосложением, казалась неуклюжей да несуразной – что вовсе не позволяло надеяться на скорое изменение личной жизни, и незавидной, и крайне непривлекательной. Широкое лицо, обвисшие щёки, заплывшие веки и злобные голубые глаза – все они выглядели, не сказать, что ужасно, но неприятно отталкивающе. В общем, брошенная супружница мало напоминала ту красивую хрупкую девочку, какой представлялась до рождения теперь уже явно что не желанного сына. В те далёкие времена докучливый обольститель, обрюхативший юную барышню до наступления совершеннолетнего возраста, был счастлив взять её замуж и пообещал содержать в достаточной мере; он утверждал, что милая пассия никогда и ни в чём не станет нуждаться. Наивная простушка полюбила того молодого парня, не по-мужски симпатичного и прекрасно сложённого. Не имея освоенной профессии, она поверила тем клятвенным заверениям и сделалась законной женой – ровно за месяц до исполнения восемнадцати лет и за четыре до рождения несчастного мальчика, зачатого в грехе и пороке. К тому времени несмышлёная милочка едва успела закончить среднюю школу и получила основное образование.
Сначала всё было вроде бы гладко и складывалось, как и обещал осчастливленный полюбовник, ставший заботливым мужем, – он успешно справлялся с главными обязанностями финансового добытчика и любящего мужчины. Свободное время они проводили вместе и старались ни на секунду друг с другом не расставаться. Постепенно привлекательная смуглянка, так и не сумевшая успешно трудоустроиться, настолько прониклась тягостной ленью, что энергично прибавила в лишнем весе, быстро набрала избыточных килограммов и совершила обратную трансформацию – превратилась из прекрасной принцессы в бесформенную «лягушку». Видя непривлекательную, если не отвратительную метаморфозу, происходящую прямо перед глазами, недобросовестный супруг всё меньше уделял ожиревшей жёнушке должного мужского внимания. Нередко он подолгу задерживался на сверхурочной работе, создавая плодородную почву для жениной неистовой ревности. Отчаявшаяся особа, оказавшаяся в двусмысленном положении, где хорошенько топталось высокое любовное чувство, становилась и омерзительной, и склочной мегерой. Она придиралась к каждому маломальскому промаху, совершаемому (теперь уже!) бывшим возлюбленным. Тем более что навязчивые подозрения, что он склонен к растленным прелюбодействам, не оказывались сильно беспочвенными.
Итак, настал кульминационный миг, когда в одно прекрасное утро неверный супруг не выдержал поднадоевшего общества и когда он предательски покинул семейный очаг; безответственный негодяй отправился создавать другую семью.
Несчастная мать, она призирала бывшего муженька всей злобной душой; да, неслыханное, ни с чем не сравнимое, вероломство случилось настолько огромным ударом, что в дальнейшем, на протяжении аж долгих полутора лет, она никак не могла очухаться и всё более горевала. Упаднические настроения особенно подкреплялись тем неприятным фактом, что на приличную работу нигде не брали, и неумелой женщине удалось устроиться лишь скромной уборщицей, где мизерным окладом служила нищенская зарплата. Сводя концы с концами, она каждой ночь безостановочно плакала, коря жестокую участь и злую Судьбу, – проклинала за убогое существование и влаченную, ничтожную жизнь, не посылавшую ни маленького просвета! Сначала, обуреваемая безудержной яростью, отвергнутая страдалица мечтала предавшему злодею безжалостно отомстить. Она намеревалась с ним хорошенечко рассчитаться и в полной мере воздать за оскорбленное самолюбие, крайнюю бедность и позорные унижения, какие в результате презренной измены ей довелось пережить. Однако тому удалось благополучно исчезнуть, то есть он сделался абсолютно недосягаем.
Венцом кошмарных переживаний стала безграничная ненависть, которая вылились на малолетнего сына. В те нелёгкие времена ему исполнилось чуть больше семи с половиной лет; но он уже в полной мере смог испытать необузданную бесчеловечность, предназначенную, скорее, взрослому мужчине, нежели малолетнему мальчику. Стоило ему лишь малёхонько провиниться либо проштрафиться, как агрессивная женщина начинала его тиранить и избивать; она вкладывала в свирепые удары всю силу неистовой мести, на какую оказывалась способной. Истязая, желчная мамаша не забывала высказывать:
– Получай, «ублюдочный выродок»! Это тебе за все глубокие несчастья, что причинил мне твой «драгоценный папочка». Ты весь, «паскудная падла», в него… желаешь мне бесконечного зла, да и рожа у тебя, «поганый ушлёпок», точно такая же мерзкая и ехидная, ничем от него не отличная.
В критических, едва ли не безвыходных ситуациях униженный ребёнок пытался лишь вымолить милосердной пощады, не в силах сопротивляться осатанелой родительнице:
– Мамочка, милая, прости меня, я больше так никогда не буду!..
Он прекрасно понимал, что никакие мольбы не остановят жестокого истязания, и просил его не трогать исключительно по детской беспомощности, любыми путями желая избавиться от жутких побоев. Надо понимать, в большинстве случаев вина его не считалась столь пагубной, чтобы подвергаться безжалостным избиениям. Порой её не было вовсе – просто брошенной супруге, безнравственно оскорблённой, требовался хоть какой-нибудь незначительный повод (дабы выместить на слабом ребёнке тупую озлобленность, беспощадную и жестокую, ни с чем не сравнимую). Забитый мальчик сделался зашуганным, робким, но и злопамятным. В большинстве он старался отсиживаться в унылой квартире, где прятался в самом тёмном углу, специально им выбранном, чтобы поменьше попадаться на глаза разгневанной матери (и по вполне объяснимым причинам предпочитая из него не высовываться, лишь бы не попадаться ожесточённой мучительнице).
