Мысли – они всегда создают след. Не такой как у запаха или у зрительного образа и все же — это именно след. Немного того, другого — и вот ты можешь идти по нему, чувствовать его. Выделять среди прочих. Это требует тренировок, навыков, умений. Но зато потом, когда ты первый раз проникнешь в мысли преступника, ты сможешь без особого труда распознавать его мысленную ауру, выделяя этого ублюдка в любом месте. Даже в таком, как это. Злачном, большом; с неизмеримым количеством также больных нравственно людей.
Кирпа огляделся. Всюду были огни – яркие, сильно бьющие по глазам. Затем громкая музыка. Двигающиеся в беспорядке тела. Все казалось таким непрерывным. Словно это было одно животное – огромных, исполинских размеров; чудом влезшее в этот зловонный, самый популярный клуб города.
Но это внутри. В то время как снаружи, в мусорном ящике, лежит девочка, задушенная в подворотне во время секса. А точнее, изнасилования, когда перевозбужденный клиент решил, что стоит добавить огня в отвратительный любовный акт.
Кирпа прочувствовал это. Это звериное удовольствие; возбуждение, снятое им с остывающего трупа. Как будто протер рукой, подцепив капли пота, чей зловонный запах преследовал его, помогая выследить убийцу. Двадцать минут. Сорок. Сколько все будет продолжаться на этот раз? Никто не знает. Но этого должно хватить, чтобы он четко его опознал.
Она хотела кричать, а вместо этого лишь плакала. Это возбуждало все сильней и сильней. Кирпа помотал головой. Как же отвратительно и, что самое поганое, вызывающе приятно. Нет. Нет. Это ужасно мерзко. Надо просто всматриваться в ее глаза, все двадцать или сорок минут, пока его наконец не отпустит.
Он сделал несколько шагов вперед. Страх. Да, он чувствует его. Осязает. Страх.
Убийца – молодой, сильный, уверенный в своей безнаказанности юноша лет двадцати двух. Кажется, учится в университете. Дорогом. Много, очень много власти.
Все сваливалось обрывочно, выстраивая необходимый портрет. Ах, еще: еще он был брюнетом.
Но главное. Убийца видит его. Знает, что он здесь и идет по следу. Связь, которую он установил, дотронувшись до тела, работала. Фирменная фишка. Актуальная в этом мрачном городе беззакония. А точнее, в этом очень дорогом клубе – заповеднике среди остального каменного городского пейзажа.
Здесь особые звери, которым можно убивать маленьких девочек. Так наивно полагавшихся на свою красоту и на то, что их могут вытащить в роскошные замки, которых, увы, для них не существует. Принц оказался насильником – замок мечтой. А подворотня — могилой. Вот что он прочитал в ее юном затухающем разуме.
Но ничего. Да, он не успел ее спасти, но затоон сможет найти ее убийцу. Это юное дарование, гордость богатых родителей. Столь сильно привыкшее к бесплатной подаче всего. Власть? На. Удовольствие – тоже на. Смерть? Конечно. Хотя, быть может, родители и не совсем понимают, чем занимается их чадо. Ведь это всего лишь третья жертва.
Кирпа наконец увидел его. Высокий, крепкий, сидящий с двумя красивыми девушками в самом темном, дорогом уголке этого злачного места. ВИП-зона для особенных гостей. Красавчик-мажор – все как он и предполагал. Только вот ему не нужны ласки этих манящих блондинок: он уже сыт. Он уже вкусил всего, чего хотел, оставив несчастную на попечение мусорных крыс.
Кирпа поставил ногу на небольшую ступеньку, разделявшую танцевальную зону и ВИП-ложу. Блики огней остались позади, и теперь они были на его стороне, периодически освещая напрягшееся молодое лицо.
Мысли не осязаемы? Ну почему же. Вполне. Они как вязкая жидкость. Слипаются в одну общую массу из страха, напряженности, отчаяния и ненависти. Жидкая, черная, студенистая мерзость, которая сидит в голове этого парня. Все ближе и острее понимающего свою печальную участь.
– Нет. Не надо, – слышится сзади предостерегающий голос Нины, его очаровательной спутницы с изувеченным лицом. – Я узнала его. Это сын министра.
Сильная, выносливая, готовая за него умереть. Ей неведом страх за себя – лишь за него; за то, что с ним может случиться. Истинный самурай в женских доспехах. Она исполнительница воли мести, которую он помог ей осуществить.
Сын министра. Сын богатого папы. Сын всесильного папы. Кто ты выродок? Кто ты, если не болезнь? Кто ты, если не кусок дерьма, в который наступают незнающие тебя люди? Но невозможно ли тебя убрать? Почему нет. Просто надо немного замарать руки.
– Прикрой меня, – дернул плечом Кирпа, – мне надо не так много времени.
Два охранника снаружи. Еще три внутри. Это не так много, чтобы он не вытащил парня из клуба и не бросил в машину. Справедливость? А почему нет? Хотя, чаще всего, высокопоставленные люди называет это жертвой или данью, которую они могут заплатить, лишь бы он продолжал сотрудничество.
Но сын Министра? Даже отец второй девочки, которую парень так же убил, не сможет его прикрыть. Ведь он просто генерал ФСБ. С папой-министром генералу не сладить. Придется брать все на себя.
– Пойдем, — сказал Кирпа, вглядываясь в ублюдка. – У меня мало времени.
– Я никуда не пойду, – сказал сжавшийся мажор, – я вас не знаю.
– Все ты знаешь. Вставай. Время знакомиться с ее родителями.
– Я не пойду, вы не имеете права. Вы хоть понимаете, кто я?
– Ты больное, испуганное ничтожество, — сказал Кирпа, оглядываясь.
Напряжение нарастало. Трое крепких мужчин уже встали вокруг них и, кажется, это не клубные охранники.
– Извините, но боюсь, он никуда не пойдет, – проговорил один из троих охранников, судя по всему главный.
Объяснять что-либо, убеждать, было глупо. Ровно как и отпускать для дальнейшего следствия. Слишком сильная фигура. Выпустит из любой клетки, вытащит из-под любого следствия. Три крепких мужика. Не много ли для Нины? Наверняка они обучены.
Первого Нина уложила тихо. Ровно как и второго, благо музыка была громкая. А вот главный успел среагировать, заметив испуганное движение столь тщательно оберегаемого им министерского отпрыска.
Кирпа отвернулся и посмотрел на парня. Теперь основная преграда лишь его сопротивление. Но уж с ним-то он справится сам. И сделав шаг, он ловко увернулся от жалкой попытки нападения, схватив ублюдка за волосы и потащив к выходу под звуки нарастающей монотонной музыки.
Родители жили в небольшой трехкомнатной квартире, где кроме настенного ковра и посмотреть-то было не на что. Старый телевизор, давно вышедший в тираж; такая же мебель – ничего, что можно было хотя бы продать нормально. Но ведь это не главная их драгоценность, верно? Ох, как он угадал с девочкой, с ее воспоминаниями; с этими добрыми отцовскими глазами, которые ценили ее больше всего на свете.
