Балтимор
Тротуар вздымался вверх и нырял вниз, продуваемый наискось ветром, воющим в ночи.
Стоп! Необходимо уточнение. Не было никакого вздымания и ныряния. То же самое относится к «продуваемому наискось» и «воющему в ночи».
Так только казалось Эптэптону, поскольку ветер, нарушавший стабильность тротуара, дул исключительно в его сознании. «Зефир», вызванный водкой, существенно удлинял дорогу от бара, из которого он только что вышел, до дома, где жил. Расположенного в нескольких сотнях метров.
Эптэптон – алкоголик, успешный писатель, меланхолик и любитель оружия – находился в состоянии, которое можно назвать опьянением средней степени. Его болтало на ветру, словно тростинку, и он был очень счастлив – ведь три порции водки с мартини могли полностью удовлетворить человека, обладающего весьма умеренными способностями к поглощению алкоголя, а лежавший впереди путь, хотя и сопряженный с некоторыми трудностями, не казался непреодолимым. В конце концов, ему нужно пройти еще несколько метров, перейти улицу и затем…
Лирическое отступление. Пауза для автобиографической интерлюдии. Под воздействием алкоголя это допустимо. Одно предполагает другое, и в данном случае предположение вполне уместно.
Улица называлась Лайт-стрит[1], и это предполагало весьма обнадеживающее завершение вечера. Свет сердца, свет души, свет в конце туннеля, свет как символ надежды и жизни. Но также «Свет» – знаменитая газета, редакция которой находилась примерно в километре по той же самой Лайт-стрит. Она выходила ежедневно на протяжении ста восьмидесяти лет, или около того, из которых он проработал в ней двадцать шесть, а его жена работала там до сих пор.
Да, это тот самый Джеймс Эптэптон, журналист, знаменитость местного масштаба, который со временем занялся литературным трудом и начал писать книги в твердой обложке, посвященные перестрелкам и героям-стоикам. Ему минуло шестьдесят пять, он находился в зените довольно скромной славы и был, в общем, доволен собой. У него имелось все: красавица жена, пара миллионов, прекрасный дом в сказочном районе города, определенная репутация, достаточная для того, чтобы наслаждаться ею, щедрый контракт, чрезвычайно заманчивый проект на будущее и целый арсенал оружия.
Причиной поглощения трех порций водки с мартини было освобождение, а не празднование некого события. Его жена отсутствовала – ха-ха-ха, – тем хуже для нее. Она была в гостях у своей сотрудницы, кажется, на вечеринке по случаю дня рождения – кстати, почему женщины так серьезно относятся к дням рождения? – и поэтому он в одиночестве отправился в близлежащее бистро, где съел бургер, выпил кружку «Будвайзера», затем бокал № 1, который существенно ослабил его решимость противостоять соблазну со стороны бокала № 2. Тот, в свою очередь, камня на камне не оставил от его решимости противостоять соблазну со стороны бокала № 3. К счастью, бокала № 4 не последовало, иначе он просто заснул бы в туалете.
Ну, ладно. Где я был до лирического отступления? Что это за место? Где я нахожусь?
Ха-ха-ха.
Ах, да. Его целью был дом. Он. Шел. Домой.
Улица отклонилась в сторону, потом завертелась. Она то выгибалась, то опадала – и тогда открывался вид на долину. Она раскачивалась. Вращалась. Тряслась. Грохотала. Извивалась. Пузырилась. Кипела. Волновалась.
Он рассмеялся.
– Ты находишь себя забавным? – всегда спрашивала жена, и он действительно считал, что это так.
Настроение улучшилось благодаря химическому воздействию продукта, полученного из картофеля потомками кулаков. Тот самый Джеймс Эптэптон добился признания. Такое редко, но происходит в низшей лиге литературных знаменитостей.
– Мистер Эптэптон?
Уже выпивший половину бокала № 3, он поднял глаза и увидел молодого человека серьезного вида, похожего на помощника менеджера.
– Я только хотел сказать, что прочел все ваши книги. Меня к ним пристрастил отец. Мне они очень нравятся.
– Ну, что же, – сказал Эптэптон, – скажем, большое спасибо.
Молодой человек присел рядом и принялся изливать свое восхищение творчеством Эптэптона, а тот поделился с ним опытом. Эта сделка принесла выгоду обоим, и когда после завершения бокала № 3 в потоке хвалебных речей возникла пауза, Эптэптон деликатно извинился, попрощался (с Томом? может быть, Джеком? или Сэмом?) и удалился. Таким образом, настроение у него было прекрасным. Он пересек Лайт-стрит, и теперь от горизонтального положения в постели его отделяла лишь узкая аллея, носившая имя Черчилля.
В угнанном черном «Камаро», припаркованном на Лайт-стрит, сидел русский и смотрел в окно. С терпением, присущим истинному профессионалу, он занимал этот наблюдательный пункт уже в течение трех дней, и один из его талантов заключался в умении точно определять, когда обстоятельства благоприятствуют ему, а когда нет.
Так, полицейский сканер выдал свой усеченный десятизначный код и лаконичные идентификаторы местоположения, что свидетельствовало об отсутствии полиции в зоне, непосредственно прилегающей к Федеральному холму. Улицы, блестевшие росой, пусты, если не считать периодически перемещавшиеся взад и вперед компании подвыпивших молодых людей.
Функциональные возможности появившегося клиента были ограничены вследствие алкогольного опьянения и чрезмерной любви к себе.
Русский увидел мужчину в джинсах и твидовом пальто, в очках, похожих на те, что носят писатели. Троцкий, трансформировавшийся из Оруэлла с помощью Армани или кого-нибудь в этом роде. Такие очки можно увидеть в Нью-Йорке. Лицо круглое, самодовольное, поросшее бородой а-ля Хемингуэй. Из всех человеческих качеств наиболее явственно из него выпирал нарциссизм. Дорогие красивые туфли. Элегантно одетый тип.
Если исключить непредвиденное вмешательство сверхъестественных сил, которые благоприятствуют авторам триллеров, как никому другому в мире, это, по всей вероятности, должно произойти сегодня вечером. Русский не верил в сверхъестественные силы – лишь в силу быстрого автомобиля, способного сломать позвоночник бедному, ничего не подозревающему идиоту вроде этого в ста случаях из ста. Он видел, как делают это другие, он делал это сам. У него хватало хладнокровия и жестокости для того, чтобы причинять такие страшные травмы и не испытывать при этом особых эмоций. Он хорошо оплачиваемый профессионал.
Сегодняшний клиент, ослабленный воздействием алкоголя, сумел пересечь Лайт-стрит, не упав. Он перемещался в пространстве, прилагая чрезмерные усилия по контролю над собой, что характерно для пьяных. Рывок вперед, движение по инерции при отсутствии способности его адаптации: он оказывался не там, куда стремился, а там, куда его влекла неведомая сила, и в последний момент, пошатнувшись, производил боковую корректировку положения тела, как это делают клоуны.
