Преподобный Исаак Сирин - Труды Исаака Сирина

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024

Апостолы… весь мир обошли, трудясь и терпя поношение… из усеченных членов своих изливали кровь, как воду; в лютых страданиях не малодушествовали, но претерпевали их доблестно, и, быв мудрыми, признаны безумными. Иные же скитались в пустынях, в горах и вертепах, в пропастях земных, и в нестроениях были самые благоустроенные. Сего безумия достигнуть да сподобит нас Бог!

(Слово 73.)

Нерукотворный Образ Иисуса Христа. Спас на убрусе, Мандилион. 1677 г.

Блаженный Антоний никогда не решался сделать что-либо, полезное более для него самого, нежели для ближнего, в том уповании, что выгода его ближнего – наилучшее для него делание.

Икона Святого Антония Великого. XVI в.

Рассказывают об авве Агафоне, будто бы сказал он: «Желал бы я найти прокаженного и взять у него тело его, а ему дать свое». Видишь ли совершенную любовь? И так же относительно того, что у него было вне его, он не мог утерпеть, чтобы не упокоить тем ближнего своего. И еще: был у него ножичек; брат, пришедши к нему, пожелал его иметь, и авва не дал ему выйти из келлии своей без этого ножичка. Таково и прочее, написанное о подобных мужах. Но к чему я говорю это? Многие из них ради ближнего предавали тела свои зверям, мечу и огню.

Иногда ангелы наставляли на путь тех из подвижников, которые заблуждались; иногда избавляли тех, которые впадали в искушения; иногда, при внезапной беде и угрожающей опасности, исхищали их от этого, спасая, например, от змия или от (падения) скалы, или от стрелы, или от брошенного камня; иногда, если враг явно нападал на святых, являлись видимым образом и говорили, что посланы на помощь к ним, и придавали им смелость, отважность и отраду; а в иное время совершали чрез них исцеления, иногда же исцеляли самих святых, подвергшихся каким-либо страданиям.

ВОПРОС. Какие помыслы и размышления должно иметь подвижнику, пребывающему на безмолвии, в безмолвной своей келий, и что надлежит ему непрестанно делать, чтобы ум его не имел досуга для суетных помыслов?

ОТВЕТ. Спрашиваешь о помысле и размышлении, как человек становится мертвым в келлии своей? Разве человек рачительный и трезвенный душою имеет нужду спрашивать, как ему вести себя, когда бывает он один сам с собой? Какое иное занятие у монаха в келлии его, кроме плача? Разве бывает у него время от плача обратиться к другому помыслу? И какое занятие лучше этого? Самое пребывание монаха и одиночество его, уподобляясь пребыванию во гробе, далекому от радости человеческой, учат его, что деятельность его – плач. И самое значение имени его к тому же призывает и убеждает, потому что называется он сетующим, т. е. исполненным горести в сердце. И все святые в плаче переселялись из сей жизни. Если же святые плакали, и, пока не переселились из жизни сей, очи их всегда были наполнены слезами, то кто же не будет плакать? Утешение монаху порождается плачем его. И если совершенные и победоносные здесь плакали, то как стерпит исполненный язв, чтобы пребыть ему без плача? Поэтому, если пойдем на безмолвие и с терпением будем пребывать в нем, то, конечно, в состоянии будем пребывать в плаче. Посему будем непрестанно в уме своем молить Господа, чтобы даровал нам плач. Ибо, если приимем сию благодать, лучшую и превосходнейшую прочих дарований, то, при помощи ее, достигнем чистоты. А как скоро достигнем ее, не отнимется уже у нас чистота до самого исхода нашего из жизни сей.

Посему блаженны чистые сердцем, потому что нет времени, когда бы не услаждались они сею сладостию слез, и в ней всегда зрят они Господа. Пока еще слезы у них на глазах, они сподобляются зрения откровений Его на высоте молитвы своей; и нет у них молитвы без слез.

Сие-то и значит сказанное Господом: «блажени плачущии, яко тии утешатся» (Мф. 5:4). Ибо от плача приходит человек к душевной чистоте. Посему Господь, сказав: «яко тии утешатся», не объяснил: каким утешением. Ибо, когда монах сподобился с помощию слез прейти область страстей и вступить на равнину душевной чистоты, тогда сретает его таковое утешение. Посему, если кто из получивших утешение здесь прострется на сию равнину, то на ней встретит утешение, необретаемое здесь, и уразумевает тогда, какое получает конец плача утешение, которое плачущим дает Бог за чистоту их; потому что непрестанно плачущий не может быть тревожим страстями. Проливать слезы и плакать, это – дарование бесстрастных. И если слезы временно плачущего и сетующего могут не только путеводить его к бесстрастию, но и совершенно очистить и освободить ум его от памятования страстей, то что скажем о тех, которые с ведением день и ночь упражняются в сем делании? Посему никто не знает помощи, бывающей от плача, кроме тех одних, которые предали души свои делу сему. Все святые стремятся к сему входу (т. е. к получению дара плача), потому что слезами отверзается пред ними дверь для вшествия в страну утешения; и в этой стране в откровениях изображаются преблагие и спасительные следы Божии.

(Слово 21.)

Если человек однажды отворит дверь по каким-либо побуждениям, то диавол не престанет выставлять ему на вид некоторые из сих побуждений, под многими предлогами, к частым и бесчисленным встречам с людьми. Поэтому если ты, брат, истинно любишь добродетель такового безмолвия, которое не терпит в себе ни рассеяния, ни отторжения, ни отделения, и которым побеждали древние, то найдешь в таком случае возможность совершить похвальное свое желание, как скоро уподобишься Отцам своим, и приимешь намерение в себе показать житие их. А они возлюбили совершенное безмолвие, не заботились выказывать любовь близким своим, не старались употреблять силы свои на их успокоение и не стыдились избегать встречи с теми, которые почитаются людьми почтенными.

Так они шествовали и не были осуждены людьми мудрыми и ведущими, как пренебрегающие братиями, презрители или нерадивые, или лишенные рассудка, что в оправдание их и сказано одним почитающим безмолвие и отшельничество паче сообщества с людьми. «Человек, – говорит он, – который опытно постигает сладость безмолвия в келлии своей, не как пренебрегающий ближним убегает с ним встречи, но ради того плода, какой собирает от безмолвия». «Для чего, – спрашивает он, – Авва Арсений предавался бегству и не останавливался, встречая кого-либо?» Авва же Феодор, если встречал кого, то встреча его была как меч. Никому не говорил он приветствия, когда находился вне своей келлии. А святой Арсений не приветствовал даже и приходящего к нему с приветствием. Ибо в одно время некто из Отцев пришел видеть авву Арсения, и старец отворил дверь, думая, что это служитель его; но когда увидел, кто был пришедший, повергся на лице свое, и, долго умоляемый встать, при уверении пришедшего, что приимет благословение и уйдет, святой отказался, говоря: «Не встану, пока не уйдешь». И не встал, пока тот не ушел. И делал блаженный это для того, чтобы, если однажды подаст им руку, снова не возвратились к нему.