[Альфина]
{Шепот тумана}
– {Хочешь войти в туман?}
Голос. Он шептал и щекотал ухо, вызывая легкую дрожь. Перед глазами, точно неведомая штора, колыхался бесплотный серый сгусток. То и дело в нем вспыхивали и гасли красные искры. Иногда они складывались в какие-то символы, но лишь на миг. Не разглядеть.
– Хочу, - не задумываясь, ответила я и сделала шаг.
Здесь нет места сомнениям. Туман охватил меня предрассветными пальцами. Невесомыми. Холодными. Я на миг сделалась такой же – спрядённой из нитей сумерек. Затем вышла из тумана и снова обрела плоть. Огляделась.
Душно. Серая дымка опоясывала комнату, границы которой казались размытыми. Сбоку на низком столе дрожала свеча, кое-как разгоняя мрак. Прямо передо мной на огне стоял котел размером с лохань для купания. На гладкой поверхности блестела гравировка в виде трискеля. В котле бурлило, исходило пузырьками варево, наполняя комнату странным запахом. Вначале оно было цвета болотной жижи, затем вдруг стало бурым, а потом фиолетовым.
Я стояла в нескольких шагах от котла, не в силах отвести глаз. От пара, наполнявшего комнату, было трудно дышать, на лбу выступили капли пота. Варево притягивало, завораживало, хоть и выглядело совсем не аппетитно.
– Ты ищешь ответы, - раздался шершавый голос из глубины комнаты.
Напротив меня, по другую сторону котла, возник силуэт женщины в темно-коричневой мантии, покрытой узорами из причудливой вязи. Из-под капюшона проступало лицо, словно кора старой ивы, испещренное морщинами. Несколько седых прядей спадало на грудь. Женщина поглядела на меня тусклыми, но проницательными глазами.
– Так возьми же их!
Морщинистой рукой, похожей на сухую ветку, она указала на котел. Жидкость в нем снова стала болотного цвета. Я растерянно моргнула.
– Искупавшись в водах, ты получишь то, что ищешь.
– Ч-что?
Я округлила глаза. Она смерти моей хочет? Если сварюсь заживо, ответы мне уже не понадобятся. Старуха вновь указала на котел. Тонкие потрескавшиеся губы дрогнули в усмешке.
– Знание ждет тебя.
Вспыхнула тревога, и я нервно сделала шаг назад. Спиной ощутила сырость тумана. Уже растворяясь в нем, уловила жуткий булькающий смех. А может, это сильнее забурлил в котле зачарованный отвар?
***
– Альфина?
Услышав голос матери, я вздрогнула. Тарелка, расписанная узорами-трилистниками, выпала из рук, чудом не разбившись. Красные яблоки покатились по полу. Я поспешно склонилась, чтобы подобрать. Вот ведь косорукая!
– Все в порядке? – покосилась на меня мать. – Ты застыла посреди комнаты и уставилась в одну точку.
Я быстро собрала яблоки обратно в тарелку и поставила на стол, чувствуя, как раскраснелись щеки, застучало в висках.
– Да, вполне. Просто задумалась.
О том, что у меня перед глазами так ярко возник недавний сон, говорить не стала. Я будто снова увидела перед собой старый бурлящий котел, выцветшие глаза старухи, услышала шепот: {«Хочешь войти в туман»} Хотя за миг до этого просто шла по столовой.
Мать поджала губы. Все еще с опаской на меня косилась. Я села за стол, взяла нож, разрезала яблоки на дольки. Тонкие пальцы дрожали.
– Ты все-таки пойдешь? – вновь раздался голос матери. Мое волнение она расценила по-своему.
– Да, - тихо ответила я, потупив взгляд. Ей пришлось склонить голову, чтобы услышать.
– Уверена, что это необходимо? – в интонациях металлического голоса звякнуло недовольство. – Там будет много людей и…
«Я перед ними опозорюсь, - мысленно закончила ее фразу»
– Зачем лишний раз выставлять себя на посмешище? – поморщилась мать.
Я опустила голову и, как всегда невнятно, пробормотала:
– Мне кажется, петь я стала чуть лучше.
Мать вскинула брови, однако не проронила ни слова. Затем поглядела на меня с откровенной жалостью и отвернулась. Воцарилось молчание, нарушаемое лишь хрустом яблок на моих зубах.
В столовую вошел отец. Утром он вернулся из плавания, потому все еще выглядел уставшим. Золотисто-каштановые с проседью волосы были небрежно собраны в пучок. Но карие глаза не утратили привычного озорного блеска. Отец еле заметно улыбнулся и подмигнул мне.
– Привез новые ткани. Нежнейший шелк из Румелии. Посмотри, может, выберешь себе что-нибудь на платье.
Я благодарно кивнула.
– Пожалуй, посмотрю.
Встала из-за стола и направилась к выходу. Уже снаружи задержалась у двери. Голос матери звучал приглушенно, но недовольство в нем слышалось отчетливо.
– Патрик. Ты представляешь? Она все-таки собралась на это прослушивание.
– Ну, что ж теперь. Пусть удовлетворит свой пыл да успокоится.
– Все уже забыли. Относительно. А тут снова разговоры вспыхнут, насмешки. Шутка ли, опозориться перед придворным бардом! Мне и без того стыдно людям в глаза смотреть.
Едва слышный вздох. Я мысленно увидела, как отец пожал плечами.
– Замуж ее надо, - задумчиво произнес он. - Почти семнадцать... самое время. Тихая спокойная жизнь. Детишки. Она найдет в этом себя. Все уляжется.
– Да кто ж возьмет такую, - кисло цокнула языком мать.
– Ну, как-никак, Альфина – дочь обеспеченного торговца, - хмыкнул отец. - Поговорю с Брайдом. У него три сына. Для младшего, думаю, будет неплохой вариант.
Я нервно сглотнула. Видала я этого "младшенького" Пэдди. Он ходит в несвежей одежде, разговаривает сам с собой и ест козявки из носа. Его волосы похожи на торчащую в разные стороны солому, а нос выглядит как перезревшая морковка. Что ж, видимо, это и впрямь все, чего я достойна.
– Патрик, - в голосе матери вдруг мелькнула тревога. - Ей не стоит идти. Вдруг...
– Не волнуйся, - прервал ее отец. - Оно уже давно не проявлялось. Малышке Альфи грозит только разочарование. Жаль ее, конечно...
Ощутив во рту горечь обиды, я так и не поняла, чего опасалась мать. Дальше не стала слушать, повернулась к лестнице и отправилась наверх, в комнату. Остановилась перед большим зеркалом, висящим на дверце шкафа. Мда. Мне ли смеяться над Пэдди? Закрыла глаза. Перед внутренним взором всплыл образ матери, так явно, будто она стояла передо мной, а не разговаривала внизу с отцом. Точеные скулы, благородный прямой нос, усыпанный веснушками, глаза цвета лесного ореха. И волосы. Багряные, уложенные в пышную косу-венец. Если бы я унаследовала хоть половину ее красоты...
Открыла глаза, болезненно поморщилась. Из зеркала на меня смотрело нечто худое и несуразное. Выцветшее. Пожалуй, самое точное слово. Бледная тонкая кожа, сквозь которую видны все прожилки. Лицо с заостренным подбородком, неопределенного цвета глаза: не то светло-серые, не то светло-зеленые. И волосы. Пепельные. Тонкие, словно росчерки первых дождевых капель. На фоне этих волос мое лицо выглядело совсем блеклым. Но было еще кое-что...
На всем Изумрудном острове мужчины и женщины отличались волосами всех оттенков рыжего. Огненные, золотисто-каштановые, солнечно-русые. Это гордость и достояние народа эрья, отмеченного солнцем. Чем ярче волосы, чем больше на лице веснушек – тем сильнее благословение. И ни у кого, абсолютно ни у кого нет волос холодных оттенков! А уж тем более таких, как у меня. Возможно, я была проклята еще в утробе, оттого и вышла на свет, посеребрённая сединой. Иначе как объяснить, что у таких прекрасных родителей появилась я? Ответа никто не знал.
