– Что это за убожество? Сними немедленно!
Подруга изящно указала мизинчиком на мое декольте, где, с немым укором сверкает недорогими китайскими стразами кулон в виде стрекозы – совсем дешевый, и несмотря на то, что новый, уже потрепанный жизнью.
– А мне нравится. И вообще, это подарок. Остынь, Кать, – начала я спорить из упрямства. Очень уж любит подруга кичиться тем, что мудрее, раз уж ей посчастливилось родиться на год позже меня.
Более старшая и более мудрая. Угу, как же!
– И чей же это подарок? Дай угадаю. Кирилла, да?
– Ну и что?
– А то, – Катя наставительно подняла указательный палец вверх, – что жмот он. С такой мордашкой, как у тебя, могла бы и получше найти. Не такого экономного, который китайщину дарит.
– Кирилл не мой парень. И вообще, давай тему сменим, мы, итак, редко видимся в последнее время, не хватает еще поругаться.
Кирилл, и правда, не мой парень. К сожалению, или к счастью, времени на обычные развлечения у меня нет, и никогда не было. Но помечтать-то мне никто не может запретить?!
– Как тетя Надя? Ей стало хоть немного лучше?
Катя, как я и просила, сменила тему, но выбрала еще более худший вариант.
– Маме хуже стало. И, Кать, я так устала: ее из реанимации в палату переводят, а затем обратно. И этому конца и края нет – становится немного лучше, а затем ухудшение. Шаг вперед, два шага назад… прости, – прикрыла лицо руками, прячась от взгляда подруги. – Накипело у меня, а пожаловаться некому. Но я не могу так больше.
– Сочувствую, – искренне вздохнула подруга. – Но, Вера, ты не должна сама на себе все тащить. Не должна, понимаешь? Почему вы обе должны в нищете барахтаться, и лечиться в этих жутких больницах, тогда как у твоих отца и брата денег куры не клюют?
Ну вот, началось!
– Отца и брата у меня нет. Это чужие люди, – отрезала я.
Этот разговор повторяется из раза в раз. Одни и те же фразы мне твердили и соседи, и лучшая подруга: почему я не попрошу помощи? Наверное, пора ответить.
– Не чужие! Да, тебя удочерили, но ты имеешь полное право…
– Да просила я у них деньги! Мама против была, заставила поклясться, что не стану связываться с ними, но я просила, – в горле комок стоит от обиды – былой, и настоящей. – Нашла страничку Влада в соцсети, и написала ему, рассказала о нашей с мамой проблеме.
– И?
– Он даже не прочитал мое сообщение, – голос скрежетал, пока я рассказывала об этом унижении. – Но я и на этом не успокоилась, и написала Евгению Александровичу…
– Своему отцу, ты хочешь сказать?
– Еще раз говорю: он мне не отец. Но да, ему. Написала, думала, что проигнорирует. Даже надеялась на это, если честно. Вот только он ответил. К сожалению. – прикрыла глаза, вспоминая, какой я была идиоткой: сидеть, сложа руки казалось невозможным, но и их помощь принять было бы отвратительно. – Евгений Александрович попросил более его не тревожить, и устроиться на работу, а не сидеть на чужой шее. И это все.
Катя с отвратительно громким звуком поставила передо мной чашку кофе, в который плюхнула два кусочка рафинада. Затем снова опустилась напротив меня, и сцепила руки в замок.
– А давай к журналюгам обратимся? Думаю, это будет жирный репортаж: как бывшую жену и приемную дочь самого Евгения Гарай бросили прозябать в нищете…
– Мы не нищие! – возмутилась я.
– Ну да, конечно, вы охренеть, какие миллионерши. Но ты ведь понимаешь, что это может помочь? Расскажи людям о том, как провела детство в детдоме. Расскажи о том, что в новой семье тебя лишь мать приняла. Как через несколько лет вас бросили. Как мать заболела, и ты вынуждена работать за копейки, тогда как они сами черной икрой завтракают, которую не на хлеб намазывают, а ложкой черпают, да трюфелями закусывают. После этого скандала твой… хммм, Евгений Александрович даст деньги и на лечение тети Нади, и на вашу с ней безбедную жизнь. Он обязан.
Помешала кофе, растворяя в нем сахар, и не торопилась отвечать на этот эмоциональный спич. Катя в своем репертуаре – поучает, наставляет и засовывает свое мнение в глотку, хотя я об этом не просила. Как и советов ее, ведь я прекрасно знаю – ни Евгений Александрович, которого я ни разу не смогла папой назвать, ни Влад на уступки не пойдут. Плевать им обоим на скандал.
Найдут способ заткнуть! Да и репутация эта, о которой я лишь из книг да фильмов голливудских слышала, может быть им глубоко безразлична. В реальности до репутации дела никому нет. По крайней мере, на просторах нашей необъятной Родины.
– Или тебе не дорога мама, что ты за свою шкуру боишься? – воинственно продолжила возмущаться подруга.
– Кать, я бы на что угодно пошла. В том числе, и на это, но… ничего не выйдет. У кого деньги – тот и прав, скандал затихнет, не успев начаться. Ну напишет парочка местных журналистов статьи о нас с мамой, а затем их купят. И заставят напечатать опровержение.
Или что похуже сделают, только уже со мной. И судебный иск – меньшее, что я готова представлять, чтобы беду не накликать. Ничего я не приобрету, лишь потеряю.
– Все-равно, я считаю, что ты зря опускаешь руки! – упрямо сказала Катя.
Спорить не хочется. Подруга, хоть и не из богатой семьи, но росла любимым, обласканным ребенком, не привыкшим к отказам. Я же, как и любая сирота, к ним притерпелась. И несмотря на то, что в восемь лет Надежда Гарай, на которую я молиться была готова, забрала меня к себе, и попросила называть мамой, по мере сил баловала меня, я помню все, что было до этого.
– О-па, ты не поверишь, – Катька оторвалась от смартфона, и посмотрела на меня расширенными от восторга и искреннего удивления глазами. – Влад вернулся. Он здесь, у нас.
– Влад, который…
– Твой брат, да, – тараторит Катя, и почти силой вкладывает мне свой телефон в руку. – Читай!
«… Владислав Гарай – молодой наследник многомиллионного состояния, как выяснилось, никогда не забывал о малой Родине. И в скором времени будет открыт филиал компании, который даст множество рабочих мест для жителей родного для Владислава города.
Мы, в свою очередь, надеемся лишь на то, что работать в компании будут именно наши специалисты, а не столично-заграничные. А также на то, что Влад не покинет город, наладив работу предприятия. Нам такие люди нужны!»
– Бред какой-то, – растерянно разглядываю фото, на котором наш пузатый, приземистый мэр жмет руку молодому светловолосому мужчине, стоящему боком к фотографу. – Да быть этого не может! Что ему здесь делать? Он всегда ненавидел наш город. Фэйк.
Вернула Кате телефон со смешным наклеенным зайцем, встала со стула, и подошла к немного грязному окну. И вид из него далеко не на Манхэттен открылся: обычный, не слишком большой, но и не слишком маленький город с унылой архитектурой, типовой застройкой, которую оккупировали пивнушки и рестораны быстрого питания. По сравнению с деревней – мегаполис, по сравнению с Москвой – убогая провинция.
