1
Темнота.
Данте задыхается. Темнота придавливает его бетонной плитой, расплющивает, превращает кости в крошево. Проникает ему в рот и в легкие. Он не может закричать. Не может ни шевельнуться, ни даже извергнуть из себя рвоту. Снова потеряв сознание, он видит в обессиленном сне черный экран, отображающий его воспоминания. Ему улыбается залитая кровью женщина в зеленом платье. Грохот взрыва.
Крики.
Его будят крики.
Темнота. Темнота. Темнота. Темнота. Темнота. Темнота. Темнота. Темн…
Свет.
Всего на мгновение, на долю секунды, слишком мимолетную, чтобы ее осознать. Но Данте хватается за этот миг. Его глаза вбирают свет, к нему отчасти возвращается способность мыслить. Он чувствует запах древесины и пыли. Думает об услышанном взрыве… Что-то обрушилось ему на голову? Он в больнице?
Напряжение оказывается чрезмерным. Его вновь отбрасывает к черному экрану. Отбрасывает к воспоминаниям. В странное место, похожее на дискотеку. К залитой кровью женщине со странным именем. К пяти летящим к ней пулям. Данте удается увидеть, как они улитками ползут по воздуху и ударяют ее в спину. Плоть женщины превращается в студень, лицо растекается, улыбка разлетается на осколки. На ее левой ключице и животе вырастают два вулканчика из кожи. Вулканы извергаются, и из них, брызгая кровью и осколками костей, вырываются две пули, прошедшие насквозь. Женщина начинает заваливаться вперед. Позади нее…
Темнота.
Данте в сознании, но не открывает глаза. Сначала он пытается ощутить собственное тело, воссоздать его вопреки волнам боли, которые омывают его с каждым движением. Он понимает, что лежит навзничь со связанными запястьями и щиколотками. Во рту у него что-то кожаное, вокруг бедер – что-то мягкое. Помимо этого, он обнажен. Его интубировали? Он в тяжелом состоянии? Данте вспоминает сон о дизельном двигателе, вибрировавшем внутри его черепа. Это был мотор лодки. Возможно, на ней его доставили в больницу.
Он пытается пошевелить руками, и боль в запястьях возрастает. В кожу впивается что-то острое.
Пластиковые стяжки.
Это самые дешевые наручники на свете, но в больницах обычно не приковывают пациентов. Его не госпитализировали. Он где-то еще.
Он пленник.
Ужас снова отбрасывает его в кинотеатр памяти. Фильм крутится дальше, женщина в зеленом продолжает падать, и Данте видит то, что позади нее. Разбитые стеклянные перегородки, яркую, разноцветную пластиковую мебель, обвалившуюся штукатурку. И тела на полу. Мужчин в смокингах, женщин в вечерних платьях. Сплошь залитых кровью. Галлюцинируя, Данте отдает себе отчет, что видел этот взрыв собственными глазами. Он там был. Он не знает, как давно это случилось. Но знает, что происходило все в Венеции.
Он снова приоткрывает веки, переносится в настоящее и фокусирует взгляд на крошечном огоньке где-то наверху, глядя на него краем глаза, – периферическое зрение чувствительнее к свету. Когда он поворачивает голову, огонек перемещается, исчезает и появляется вновь. Между ним и отсветом какая-то преграда, комната темна, и потолок он видит сквозь какую-то преграду. Лишь в этот момент Данте понимает, что преграда очень близко. Это деревянная решетка.
С вентиляционными отверстиями.
Его заперли в ящике.
2
После разразившейся в Марке снежной бури снова пролилась кровь. Множество деревушек, расположенных между Сибиллинскими горами и крутыми скалами Конеро, отрезало от мира, и службе гражданской обороны пришлось сбрасывать продукты питания с вертолетов. В те дни в хлевах с обрушившимися крышами насмерть замерзли сотни голов скота – в одном случае вместе со своим хозяином.
Несмотря на отдаленность Медзанотте от эпицентра бури, длинную грунтовку, соединявшую деревню с провинциальной дорогой, занесло снегом, и до долины не смогла добраться заправочная автоцистерна, снабжавшая сжиженным газом разбросанные по холмам дома, в том числе и захудалый домишко из серого камня, стоящий на краю десятиметрового обрыва, в самом конце грунтовки. Этот крестьянский дом, построенный в конце девятнадцатого века, от поколения к поколению разрастался и менялся с полным пренебрежением к единообразию стиля. Окна разнились по форме и цвету переплетов, пять входных дверей и пристройки были выполнены из разных материалов; при возведении последней бетонной пристройки строители вместо того, чтобы выровнять площадку, решили вписаться в природный рельеф, таким образом часть дома оказалась двухэтажной, а часть – одноэтажной, что делало его похожим на серый, вкопанный в землю анкер. Дом скрывали от посторонних взглядов торчащие из-под снега худосочные кусты и сорные растения.
