С самого детства я испытывал непреодолимый интерес к музеям. Они всегда казались мне пространствами бесконечного обучения и развлечения, неисчерпаемыми источниками знания и удовольствия. Сколь бы критическим ни было подчас мое отношение к ним, я ни на секунду не сомневаюсь в их принципиальной важности и ценности. Я провел много счастливых часов в музеях, которые сделал предметом своего анализа. Я предвзят – и это еще слабо сказано.
В моей работе мне помогало так много людей, что просто невозможно назвать их всех поименно. Я размышлял о музеях и разговаривал о них задолго до того, как решил посвятить им книгу. Те, с кем я обсуждал различные темы, которые нашли в ней отражение, оказали влияние на ход моих мыслей, даже не зная, каким будет результат этих дискуссий – как не знал этого, впрочем, и я сам. Я глубоко признателен им всем.
Говорят, что первая книга – самая мучительная. Мне же посчастливилось пользоваться помощью многих друзей, которые читали и перечитывали черновики отдельных глав и книги в целом. Их советы и поддержка для меня бесценны. Я особенно благодарен Кристофу Беккеру, Изабель Карлайл, Джил Хедли, Ричарду Ховарду, Джону Роу, Ричарду Шону, Никосу Стангосу, Камилле Уоллрок, Джо Уолтон и Элисон Уайлдинг, помогавшим мне на разных стадиях работы, а также Джудит Грей – выдающемуся редактору.
Название книги, «The Curator’s Egg», обыгрывающее английскую поговорку XVIII века>i[1], было использовано лондонским арт-дилером Энтони Рейнолдсом в качестве названия групповой выставки, прошедшей в его галерее несколько лет назад. Я признателен ему за разрешение использовать эту формулировку в другом контексте.
Мы живем в новый золотой век музея. В наши дни существует больше музеев, чем когда бы то ни было прежде, причем их число постоянно растет, а роль в культурной жизни усиливается. Естественно было бы предположить, что институциональная самооценка музеев высока, а их финансовое положение, поддерживаемое как за счет государственных, так и за счет частных источников, стабильно. В действительности же это верно с точностью до наоборот. Современная ситуация характеризуется глубокой неуверенностью в понимании значения и общественной функции музеев, и даже самые известные из них испытывают недостаток средств на текущие расходы и закупки, угрожающий срывом планов.
Вопрос о причинах такого противоречия занимает в равной степени директоров музеев, кураторов, историков искусства и администраторов, а объем литературы, посвященной этой теме, постоянно увеличивается, особенно в последнее десятилетие.
Разумеется, каждый автор подходит к этой проблеме со своей позиции: директор анализирует ее с институциональной точки зрения, куратор рассматривает ее в контексте выставочной практики, историк искусства концентрируется на эволюции музейного института и задается вопросами о его взаимодействии с политикой, администратор пытается привести разрозненные данные к статистическим формулам, которые позволят ему хотя бы с минимальной уверенностью прогнозировать развитие событий.
Одних авторов занимают конкретные музеи, другие сосредоточены на отдельных странах и эпохах. Некоторые исследуют четко определенные аспекты этой темы, анализируя, например, непростые отношения между музеем и художниками или острую проблему музейной архитектуры. Порой авторы демонстрируют предубеждение, с негодованием рисуя мрачный образ музея как ключевого звена тотального заговора с целью исказить или подавить историческую память или как злостного узурпатора, присваивающего и нейтрализующего власть искусства. Другие пишут исходя из своей институциональной позиции, которая не позволяет им выработать нейтральную перспективу. В итоге трудно бывает понять, что речь идет об одних и тех же музеях.
Хотя часто эти описания содержат множество интересных фактов и справедливых оценок, в большинстве своем они упускают из виду общую картину. Попытки свести музей к простой формуле, оставляющей за скобками многообразие факторов, которые на них влияют, не позволяют осознать всю сложность ситуации.
Музей – одно из самых сложных культурных образований, обусловленное различными историческими предпосылками, многие из которых актуальны по сей день, что признается даже самыми яростными его критиками. Это сплав разнородных, часто противоречивых внешних влияний: продукт собственного прошлого и отражение, подчас искаженное, мнений, потребностей и установок тех, кто вовлечен в его формирование, – кураторов, дарителей, политиков, художников и зрителей. Учитывая это разнообразие интересов, позиций и исторических факторов, удивительно, что музеям удается столь успешно функционировать на протяжении столь долгого времени, как удивительно и то, что этот необычайный успех почти не нашел отражения в литературе.
Я не буду концентрироваться на особенностях определенных музеев, на их типологии и на отдельных этапах их истории, а, скорее, попытаюсь дать более развернутую картину влияний, которые музей испытывал со стороны кураторской, академической, политической и экономической сфер.
Сложность этой картины во многом обусловлена историей самого понятия музея: современный музей в значительной степени является итогом своего прошлого и институциональной эволюции. Невозможно понять современный музей, не обратившись к его истории – этой необходимостью продиктовано и деление моей книги на две части.
В первой части дается краткий очерк эволюции идеи музея от лет, предшествующих Великой французской революции, до создания Центра Жоржа Помпиду – период, охватывающий чуть более 220 лет, примерно с 1760 до 1980 года.
Вторая часть посвящена дальнейшему развитию музея и охватывает последние два десятилетия XX века, период бурной активности, сменившей застой середины столетия. В свете внимательного анализа современный кризис музея кажется менее загадочным. Быстро выясняется, что его беспрецедентный успех, финансовые трудности и сомнения относительно собственного статуса в действительности тесно взаимосвязаны, и нынешнее противоречие между ними представляет собой новейшую вариацию старой темы. С самого начала музей был предметом пристального внимания, постоянной критики и ревизии.
Можно сказать, что один из величайших мифов о музее представляет его как оазис покоя среди бурь политики и истории. Нет ничего более далекого от истины. Музеи реагируют на политические и социальные сдвиги с сейсмической точностью. Сам их успех есть результат исключительной гибкости и способности адаптироваться к переменам – способности, которой лишены другие культурные институты.
