– Граф Монте-Кристо имел счастье в упоении местью! – пробасил статный мужчина в шляпе с чуть замятыми краями. – Вдумайтесь, Ирочка, разве не справедливо воздать по заслугам своим обидчикам? Да-да! – подхватил он под локоток спутницу, темноволосую барышню лет семнадцати, помогая перешагнуть через лужу. – Вслушайтесь, как звучит само слово «ме-есс-ть», – произнес длинно и сочно. – Впрочем, вы слишком молоды, чтобы понять! – сказал поучительным тоном и бросил недоуменный взгляд на девушку, которая, будто и не слушая, вскинула лицо навстречу солнечным лучам, наслаждаясь ласковым весенним теплом.
– А как же христианские заповеди, Федор Иванович? – возразила она с легким недоумением, потому что уж слишком серьезно отнесся собеседник к теме мести, которая пришла в разговор совсем случайно. Могла прийти и другая. Ведь какая разница, о чем говорить, когда беседуешь с самим Шаляпиным, на которого с интересом поглядывают встречные женщины, а на улице – весна, и кажется, жизнь с самого утра началась заново и обещает быть счастливой и бесконечной. – Мне так, напротив, кажется, что граф – несчастнейший из людей! Подумать только, на что он потратил жизнь? Как это можно?
– Как это можно? – снисходительно переспросил Шаляпин, прощая спутнице юную бескомпромиссность, горячую и искреннюю. – Поверьте на слово, Ирина Сергеевна, очень даже неосмотрительно так заявлять.
– И в чем же моя неосмотрительность, Федор Иванович? – поинтересовалась она беззаботно.
– Такие слова нельзя произносить! – Шаляпин нахмурился. – Никогда! Да-да, ни-ко-гда! – повторил он по слогам для большей убедительности. – Меня еще бабка научила. Стоит только воскликнуть «как это можно?» и чем больше в вопросе негодования…
– …и осуждения, – весело добавила Ирина.
– …и осуждения, – кивнул Шаляпин, – тем больше вероятность, – его голос трагически зарокотал, – что судьба, услышав вопрос, непременно поставит тебя именно в такие условия, при которых ты сам же и дашь себе ответ на вопрос «как это было можно?». Ох, не шутите, голубушка, с такими словами.
– «Не судите, да не судимы будете»? Так, Федор Иванович?
– Именно так, – подтвердил Шаляпин и вдруг остановился, состроив трагическое лицо. – Но… фраза уже произнесена… и услышана… там! – театрально вскинул он руку к небу.
Ирина ахнула и так старательно изобразила смятение, что Шаляпин, уже почти вошедший в роль оракула, с трудом удержался от улыбки.
– Берегитесь, Ирэн, как бы не пришлось вам стать графиней! – продолжил он с такой интонацией, что и непонятно, то ли посочувствовал, то ли порадовался, то ли посмеялся.
– Ну что ж, будем знакомы. Графиня Монте-Кристо, – с удовольствием включившись в игру, произнесла Ирина по-французски, чтобы лучше соответствовать образу, и царственным жестом протянула спутнику руку для поцелуя. – А что, – она надменно вскинула голову, – мне нравится и имя и титул! – Все-таки, не выдержав, она прыснула от смеха.
– Ирочка… – начал было Шаляпин, едва прикоснувшись губами к ее пальцам.
– Нет-нет, мсье великий оперный певец, – изобразив строгость на лице, она надменно приподняла бровь, – вы поцеловали мне руку недостаточно почтительно. – Пожалуй, попробуйте еще раз!
– Ирочка, – спутник снова прикоснулся губами к ее руке, – сказать по правде, вы мне порой напоминаете… – он задумался на секунду, видимо, подбирая слова, а потом глянул со снисходительной усмешкой, – котенка…
Ирина поморщилась.
– Да-да, именно котенка! Маленького, пушистого, – ласково продолжил Шаляпин, – но с хорошо спрятанными в мягких лапках о-остренькими коготками.
– Терпеть не могу кошек! – заявила Ирина нарочито пренебрежительно, вовсе не потому, что это было правдой, а просто для того, чтобы продолжить забавный разговор, убрала руки за спину и с независимым видом пошла по усыпанной гравием дорожке. – Я, между прочим, – посмотрела с вызовом, – родилась в августе, посему предпочитаю львиц, а не каких-то там кошек.
– О-о-о, – губы Шаляпина расползлись в улыбке, – вы, Ирочка, судя по всему, и не видали вовсе настоящих кошек, грациозных и изящных, от одного вида которых дух захватывает! А кстати, вам известно, в чем отличие львов от львиц? – посмотрел он с хитринкой.
– Фе-едор Иванович, ну что за вопросы вы девице задаете? – Губы Ирины задрожали от едва сдерживаемого смеха.
– А вы не смейтесь, Ирина Сергеевна, – Шаляпин сделал серьезное лицо и снова взял девушку под руку. – Послушайте-ка лучше опытного человека.
Она старательно изобразила внимание. Двусмысленный разговор щекотал нервы и будил воображение, потому уходить от него пока не хотелось.
– Дело в том, голубушка, – продолжил Шаляпин, – что львы в охоте не участвуют. Добычей овладевают львицы.
Ирина удовлетворенно кивнула, потому что иначе и быть не могло.
– И вот тут… – Шаляпин вдруг прервался и вытянул руку ладонью вверх. – Дождь? – спросил он изумленно и поднял голову к небу, откуда тучка-озорница брызнула из небесной лейки на землю крупными дождевыми каплями.
– Дождь, дождь, Федор Иванович! – восторженно воскликнула Ирина и потянула спутника за руку к навесу, под которым были расставлены лотки с незатейливыми расписными деревянными игрушками – потехой для детишек и головной болью для строгих мамаш, считающих, что их чадо непременно должно все свободное время проводить повторяя гаммы на фортепьяно, ну, или хотя бы изучая иностранные языки, которые просто обязан знать каждый образованный человек, а уж вовсе не тратить попусту время на всякие глупые безделушки.
– Пожалуйте, барин, – расплылся в улыбке торговец, гостеприимно сдвигая один из лотков внутрь и освобождая место. – Господь, кажись, дождь послал. К урожаю, – попытался он завязать разговор.
– Спасибо, любезный, – Шаляпин порылся в кармане пальто, вложил в руку торговца монету, снял шляпу, стряхнул дождевые капли и повернулся, невольно оказавшись почти вплотную к Ирине.
Та замерла, потому что еще никогда посторонний взрослый мужчина не стоял к ней так близко.
– Так о чем это я? – почему-то тоже, чуть смутившись, пробормотал Шаляпин и немного отстранился. – Ах да, о львицах…
Ирина подняла воротник пальто и наклонила голову, спрятав нижнюю часть лица.
– Холодно? – заботливо поинтересовался Шаляпин.
– Нет-нет, Федор Иванович. Продолжайте. Мне очень интересно. Говорите же! – потребовала она и тоже чуть-чуть отступила.
– Так вот, – Шаляпин откинул со лба прядь светлых волос и надел шляпу. – Вот тут, Ирочка, и наступает важный момент. К добыче начинают приближаться гиены – отвратительные, мерзкие твари. И часто львица уходит, не желая вступать в борьбу. И добыча могла бы остаться у жадной воющей своры, но если рядом есть лев, который, защищая добычу львицы, способен одним взмахом лапы отогнать гиен, то порядок восстанавливается и справедливость торжествует. Царь он, в конце концов, или не царь?
