В тёплый майский день в городском парке в уединённом месте на лавочке сидели двое мужчин. Одному лет под тридцать, второй выглядел моложе.
Со стороны можно было подумать: приятели нашли тихий уголок, присели отдохнуть, подышать воздухом, наполненным ароматом распустившейся зелени, полюбоваться и порадоваться весне, которая уже господствовала в полную силу, и повсеместно ощущалось приближение долгожданного после сибирской зимы лета.
Однако это было не так, этим двум собеседникам не до весеннего пейзажа, они были поглощены разговором отнюдь не лирикой о природе.
– Ты знаешь, Борька, а я рад встрече, – сказал тот, что младше по возрасту другого.
– Как освободился, чем занимался? – Борис, щурясь от солнца, глянул на собеседника.
– Ничем, мотался туда-сюда.
– И всё ж, Тихон, руки к чему-то ведь прилагал?
– Да не особо, то там, то сям, а меж делами присматриваюсь, куда податься да чем основательно заняться. Друзей нет, а какие были, так сторонятся – не желают с бывшим зэком якшаться, – ухмыльнулся Тихон.
– Понятно. Значит, человек свободный, ни семьи, ни кола ни двора.
– Почему, угол есть, правда, не свой – комнату снимаю, в запасе копеечка имеется. А ты чем дышишь? Ведь как с тобой расстались, сколь воды утекло.
– Хвастаться нечем, мало-помалу гребу денежку грузчиком в порту. Предлагали местные бандюги бригаду домушников возглавить, пошёл в отрез. Поразмыслил: ни к чему пока такое баловство, в случае чего это ж опять зона.
– Да колонии я тоже нахлебался и ухарей и беспредела разного насмотрелся, натёр бока на пальмах. Но и там жить можно, если с башкой дружить и не расслабляться.
– Можно, но на воле как-то проще – жизнь другая во всех смыслах. – Борис развёл в стороны руки и глубоко вдохнул воздух. – Смотри, могу подсобить с трудоустройством, в бригаде люди меняются словно перчатки.
– А что так?
– Кого за пьянку и прогулы выгоняют, другие не выдерживают, увольняются – труд-то нелёгкий, это ж не цветочками на рынке торговать.
– Здесь с постоянной работой повременю. Дядька звал меня к себе на Ленские прииски, вот и размышляю, может, в родные места отправиться. – Тихон слегка закусил нижнюю губу – вспомнил о родителях, родной поселковый домишко.
А вспоминать и было что и вроде нечего. Родился в приисковом посёлке, подрос, бегал с одногодками по улицам, в игры разные играли, порой хулиганили, не без этого, пришло время и в школу отправили, начальное образование получил, хотя учился без особой охотки. К школе относился так, лишь бы день прошёл, за баловство и пропуски уроков родителей в школу часто вызывали, попадало, но и наказания не помогали. В среднюю школу уже не ходил – в 1941 году началась война. Отца призвали на фронт, а мать трудовую лямку тянула, с утра до позднего вечера работала. Приходила домой и валилась с ног, от усталости и горя, причиной которому стала скорая гибель мужа, руки совсем не доходили до сына, глядела, лишь бы он сыт был, а сама впроголодь днями маялась.
А вскоре и мать слегла, долго болела, соседи поначалу помогали, кто хлеба подаст, кто картошкой угостит. Недолго тянула – померла, ушла из жизни тихо и внезапно, не успев и слова последнего сказать сыну, и остался Тихон один как перст. Дядька, двоюродный брат отца, пожалел парня, взял к себе, а жил он один бобылём. Родительский дом продали, и переехал Тихон со своими вещичками к дядьке – Крохину Николаю Петровичу. На фронт его не взяли, у него была бронь, как на специалиста, потребного для горно-поисковых работ.
Крохин после окончания горного техникума работал геологом на золотодобывающем участке прииска. С женитьбой как-то у него не клеилось. То с одной дамой сердца сойдётся, то с другой – характером не сходились, к тому ж дети не рождались. А как узнал от врачей, что он бесплодный, так и вовсе женитьбу отбросил, по девкам да незамужним женщинам начал похаживать, вином и водкой баловаться. Но алкоголем не злоупотреблял, дорожил работой, копил деньги – хотел, как выйдет на пенсию, выехать из района куда-либо, купить дом, а пока каждый год, это уже после войны, ездил отдыхать дикарём на Чёрное море.
Тихон стал совершеннолетним, но пока жил у дяди, время ж проводил как сам по себе, временами подрабатывал, а улица с друзьями являлись для него вторым домом. Чужие огороды были своими – стырить морковь или в теплицах снять огурцы с помидорами – это было в норме вещей и не вроде забавы, а в дом волок. Крохин огород имел небольшой, но на нём, окромя картофеля, ничего не выращивал. Если же в доме появлялись какие-то овощи, племянника не спрашивал, полагая они им куплены, либо догадывался, что ворованные, и не ворчал. А иной раз дядька на такое неразумно наставлял: «Правильно, где что близко чужое лежит, надо брать как своё, но с оглядкой».
С напарником-одногодкой Никитой Соболевым раз залезли через окно в один из домов, стащили из комода пару сотен рублей – деньги немалые. Поделили поровну. Понравился лёгкий «заработок». Замыслили повторить – ограбить ещё кого-либо, присматривались. Никита Соболев жил с матерью без отца, его в шахте завалило. Матери было некогда заниматься с сыном – вся в работе с утра до вечера и на дом работу брала – стирала бельё, что-либо шила. Нужда заставляла – троих детей на ноги поднимать надо было, надеялась, что Никита вот-вот на работу устроится и всё легче будет.
Но затею проникнуть в другой дом друзья решили отложить, хотя и приглянули хату одного одинокого старателя. А пришла мысль иная, дерзкая – залезть в поселковый магазин промышленных товаров, а там, в витринах часы наручные и дорогостоящие украшения – золотые кольца и цепочки, серёжки с самоцветами, кулоны, одним словом, драгоценности. Идея эта пришла Тихону, и Никита её сразу подхватил. В случае удачи – это же богатство, целое состояние! Встал вопрос: как? А тут уже смекалку проявил Никита, предложив ночью забраться на чердак магазина и разобрать печную трубу, спуститься в проём, а тут уж дело техники. В долгий ящик откладывать не стали, в один из будних дней перед выходным днём магазина и решили осуществить план.
Магазин промтоваров, как, впрочем, и все магазины посёлка, сигнализации не имел. Закрывались окна массивными ставнями на петлях, на них накладывались поперечные металлические перекладины со штырём на конце, который вставлялся через отверстие в стене и он закреплялся внутри помещения; входные же двери в магазин закрывались на массивный замок и опечатывались. Такие замки все называли амбарными. Сторожа были, но они, делая абы как осмотры территории, заходили в сторожку и пили чай, глубокой же ночью кое-кто и засыпал, не без этого. Но тем не менее случаев ограблений магазинов и киосков в посёлке никогда не было.
