«Всё дело в том, – думала она после, – что у него было слишком маленькое тело. Маленькие руки и ноги в смешных ботинках, один из которых слетел во время падения, открыв грязную детскую ступню». Да, всё дело в этом: ей показалось, что это – ребёнок.
Она вышла из автобуса. Огляделась. Отметила, что отсюда рукой подать до реки. Когда она собиралась сказать Ивану, как это здорово, что они выбрались за город, раздался крик и одновременно какой-то звук. Звук оборвался – крак! Будто пластмасса треснула.
Они обернулись и увидели… В тот же миг Наталья бросилась туда…
Какой её запомнила эта женщина, Крис? Вот Крис видит маленького неподвижного человека (скорее всего, ей представилось то же, что и Наталье, – ребёнок). Женщина в сарафане, из-под которого ползут бретельки купальника, стоит на коленях, и, наверное, её лицо при этом безобразно кривится…
Позднее Наталья много думала об этих минутах; тогда Крис смотрела на неё через стекло, а Наталья не чувствовала её взгляда. В этих минутах что-то было – своеобразное величие, быть может? Когда судьба делает паузу, раздумывая, повернуть людей друг к другу затылками или всё же столкнуть лбами? Где-то, в каких-то неведомых горних сферах, качалась-покачивалась Натальина жизнь на единственных точных весах, и стрелка колебалась между «изменить» и «оставить всё как есть»…
Да, в этом есть что-то удивительное и ужасное одновременно – когда движение одной жизни становится для другой тем же, чем шар для кеглей в боулинге. Шар летит по собственной траектории, но кегли от его движения падают, сыплются, сбивая друг друга…
* * *
Если бы они не стали свидетелями несчастья, этот день был бы другим. Он запомнился бы им безмятежной радостью дня вдвоём, первого – после месяца встреч почти на бегу.
Утром она проснулась, проверила список продуктов, которые нужно купить по дороге. Вещи для пикника стояли в прихожей. Наталья натянула на себя трусики от купальника и несколько раз повернулась перед зеркалом. Подумала: «Тридцать три, и прекрасное тело, лёгкое, сильное. Крепкая грудь нерожавшей женщины…» В этом месте, правда, свет наступившего дня померк в Наталье, будто выключателем щёлкнули. Она ещё покрутилась в прихожей, потом стянула белье и пробежала к Ивану. Хотелось чувствовать себя желанной, и она надеялась, что желание мужа вернёт ей светлое настроение пробуждения.
Спустя пару часов они стояли у лотка с мороженым. Наталья взяла полотенца, Иван держал пакеты с едой, и, пока ждали автобуса, он то и дело, словно бы невзначай, касался её то плечом, то рукой, а один раз, сделав вид, что сдувает пылинку с её волос, на секунду прижал к себе. На секунду, но ещё раньше к ней вернулось ощущение, что мир устроен добротно и правильно. Они купили эскимо, перекинулись парой слов, пока ели. Наталья пошутила, вспомнив любимую поговорку Ивана-студента: мы не ищем лёгких путей, и если заниматься любовью, то – в гамаке… Иван посмеялся: а вот как раз в гамаке – ни разу, за десять-то лет…
Они приехали на стоянку пригородных автобусов. Место для пикника было выбрано заранее – берег небольшой речки за городом, недалеко от конечной остановки. Иван в детстве ездил сюда с матерью и хорошо знал местность. За столько лет берег превратился в культурный пляж, навезли чистого песка, оборудовали спасательную станцию и прокатный пункт, где можно взять лодку, шезлонги и большой пляжный зонт. Но Иван с Натальей предпочитали проходить мимо благ цивилизации. Они углублялись в кусты, шли небольшим леском и через полчаса выходили на тихую поляну. Эту поляну они открыли несколько лет назад, когда пригородный пляж стал пользоваться популярностью.
Они стояли в центре, ждали автобуса и всё ещё были под впечатлением от утреннего секса. Всё в этом дне – яркий свет, люди, на которых была лёгкая одежда, открывающая много тела, сочная листва деревьев – казалось ей наполненным их любовью друг к другу. Наталья попыталась представить, что было бы, будь её мужем кто-то другой, не Иван, или как она чувствовала бы себя, будь у неё любовник. Радовалась бы она сексу с ним так же, как близостью с Иваном, или испытывала вину за измены? Она сказала ему об этом, и он ответил, что почувствовал бы чужого и тогда убил бы её. «А если бы у тебя появилась любовница?» – поинтересовалась она. От изумления у него чуть приподнялась бровь: «У меня?..» Они взглянули друг на друга и рассмеялись.
Потом они сидели, плотно прижатые друг к другу узким сиденьем. Иван заговорил о станках. Он преподавал в технологическом университете и Русско-немецком учебном центре теорию и практику обработки металлов, заведовал технической частью разработок и любил поговорить о работе.
Вышли на конечной остановке. Пропустили автобус, который двинулся на стоянку. Вот эти минуты она и назвала после точкой отсчёта vita nova. Это было начало и одновременно конец. Целый кусок её жизни, большой и важный этап отсчитывал финальные минуты. Если бы Наталья знала это, она подвела бы итог своему браку. Десять лет их совместной жизни прошли в любви и заботе друг о друге. Была соперница, которая занимала много времени ее мужчины, но это была лучшая из соперниц – работа. Наталью это устраивало, потому что «соперница» позволяла ей заниматься малооплачиваемой (зато и необременительной) деятельностью и иметь достаточно времени, чтобы вести домашнее хозяйство. Такой распорядок не давал им привыкнуть друг к другу, и их сексуальная жизнь оставалась яркой и волнующей, а то немногое время, которое они проводили вместе, наполнялось особым смыслом.
Они жили в трёхкомнатной квартире, доставшейся Ивану от матери, в благоустроенном районе; одну комнату целиком занимал кабинет и библиотека. Жили спокойно: продвижение Ивана по службе, редкие вечеринки с друзьями, предсказуемый бюджет и запланированный отдых. И хотя у Натальи было о чём сожалеть и о чём мечтать, ее сожаления были добротно упакованы в материальное благополучие.
Мечта обывателя – так определяла свои будни Наталья. Иногда в эти слова она вкладывала удовлетворение, нередко – горечь, но чаще всего – мягкую иронию.
Что же делал Иван, когда Наталья стояла на коленях перед сбитым человеком?
Иван после рассказывал, что в первую секунду, когда он увидел лежащего на асфальте мальчика (он тоже думал, что это мальчик) и то, как Наталья бросилась к нему и кинула свои руки в кровь и грязь, его затошнило. Он ничего не мог поделать – его выворачивало наизнанку. После, вытерев лицо полотенцем из брошенной Натальей сумки, Иван прошёл метры, отделявшие его от места происшествия. Он услышал, как Наталья сказала:
