Давайте
признаемся, сонный паралич — то еще неприятное дерьмецо. И за свои двадцать три
года я ни разу его не испытывала, но наслушалась разных историй сполна.
Тот факт, что ты не можешь и пальцем
пошевелить, если это происходит, навевает на щекотливые мысли, что все
измученные люди, встречающиеся нам с утра, не просто не выспались. Они стали
свидетелями чего-то большего. Они стали жертвами этого самого паралича.
И
вот, отпраздновав свой день рождения (читать как: «Отработав сутки не в самом
приятном заведении моего маленького и давно забытого богом городка»), я пришла
домой и грохнулась на кровать. Выжата, опустошена и с адской болью в ступнях. И рада бы дойти до душа, но сухость так сильно
сжигает глаза, что веки со скрежетом опускаются вниз.
Ужасное состояние, когда тело уже вжато в
матрас, а мозг переваривает все события долгого дня, стало для меня
обыденностью при моем-то рабочем графике. Все, что происходило за день,
всплывает перед глазами обрывками и картинками. А ведь сегодня и в правду было
на что посмотреть! Такое за все мои
двадцать с копейками я видела в первый раз.
Ничто не предвещало беды (насколько это
возможно в заведении, в котором я работаю). Но ближе к двум часам ночи в дверях
появились они… И направились уверенной походкой прямо к бару, не задерживаясь
ни у одного из столиков. Смуглый высокий мужчина и его голубоглазая спутница
словно сошли с разворота журнала о самых красивых людях на всей Земле.
Потрясающая девушка модельной внешности просто
улеглась на пол возле стойки, раздвинув свои загорелые длиннющие ножки. Я
помню, как у бармена челюсть отвисла, издав характерный щелчок. И только после
того, как Итан сумел вернуть ее на место, он перегнулся, чтобы убедиться, что с
девушкой все в порядке. А она лихо распахнула платье, представ перед ним, в чем
мать родила. Пожалуй, так расковано я не веду себя даже в кресле у гинеколога.
— Две «Пино Колады»* и самую длинную трубочку,
— не обращая на наше замешательство никакого внимания, спокойно сделал заказ ее
кавалер.
Опущу все подробности, но пил этот гурман оба
коктейля прям из ее промежности, «приправив» это дело несколькими кубиками
льда. Всовывал он в нее их точно также — аккуратно и не подавая виду, что
происходит что-то аморальное или вульгарное. Словно это также нормально, как
горячий кофе и дымящаяся яичница по утрам.
К слову, когда дело дошло до взбитых сливок,
мы с Итаном все же предпочли отвернуться, хоть и шеи наши к тому моменту уже
порядочно затекли. А чуть позже, оставив на барной стойке стопочку чаевых,
кавалер по-джентльменски подал своей спутнице белоснежный платочек из
нагрудного кармана, чтобы та стерла остатки сливок, и помог встать. Под наши
откровенно охреневшие взгляды парочка также неспешно удалилась.
— Это что сейчас было? — шумно отхлебнув
отлитый в тайне от босса алкоголь из керамической кружки (чтобы не «палиться»
перед камерами), прокашлялся бармен.
Мне только и оставалось, что пожать плечами и
верить, что голубоглазая нимфа себе ничего не отморозила.
Конечно, я уже всякого трэша на своей
работенке насмотрелась, но чтобы вот такое… Пожалуй, это было в первый раз.
Жаль, не могу быть уверенной, что последний.
И хочется верить, что сейчас я, наконец,
погружусь в сон, и мне после такого зрелища кошмар не приснится.
Понятия не имею, сколько я проспала. Но
ощущение, как будто только и успела, что моргнуть. Лежу. Сил перевернуться на
бок нет. Как плюхнулась на спину, так и отключилась. И зачем я только
проснулась? Спала бы себе да спала. Ну, хотя бы, глазам уже намного легче, хоть
и чувствуется явный недосып. Скольжу ими к окну — там тьма, никаких
предвестников рассвета.
Сколько сейчас? Три ночи или четыре утра? Хочу
протянуть к телефону руку, а не могу. Та-ак… Еще одна попытка — тщетно! Что за?
У меня не получается ни сесть, ни повернуться, как бы я не старалась. Одним
словом, не удается сделать вообще «ни хрена!» Глаза начинают судорожно метаться
то влево, то вправо. Это единственная часть меня, которая не обездвижена в этот
момент.
Паника потихонечку подкатывает к горлу, да так
сильно, что затылок начинает сжимать. Я отчетливо ощущаю чье-то присутствие. И
это вводит меня в панический ужас, ведь живу я совершенно одна. Ну, как одна…
Есть у меня тут паучок, который очень хорошо обустроился под потолком. Но дышит
совсем рядом явно не он.
Обжигающими мурашками страх пробирает всю
спину. Они волной устремляются вниз к ногам, до самых кончиков пальцев. Словно
о скалы бьются и по накатанной бегут назад.
Уже щекой чувствую жар чьего-то тела. Волосы
на руках встают по стойке «смирно». В отличие от меня, у них есть такая
возможность. Я же пошевелиться по-прежнему не в состоянии.
— Ки-ра… — горячее дыхание скользит по моему
уху, а я даже вздох не могу сделать.
«Мне это снится, мне это снится! Снится, твою
мать!» — повторяю про себя, срываясь на воображаемый крик.
Я точно переработала. Такое у выспавшихся
людей в голове без причин не рождается. Но, блять, если это игра моего
уставшего и очень больного воображения — допустим, что все именно так… То чья
рука гладит меня по ногам?
«Божечки!» — отчетливо слышу свое хныканье у
себя в голове. Мне страшно до жути, но я же взрослая девушка, в конце концов. А
страхам нужно смотреть в глаза. Кажется, так всегда говорят сыкунам вроде меня.
Медленно я устремляю свой взгляд вбок. Плавно
двигаю глазами в сторону бархатного голоса и громкого дыхания, которые сведут
меня сейчас с ума. Еще не хватало от разрыва сердца откинуть копыта в
собственной кровати. А я, между прочим, еще много не познала! Столько соблазнов
вокруг, а я уже помирать собралась!
Мои глаза не успевают зацепиться за фигуру
непрошеного гостя. Кровать вздрагивает, словно что-то спрыгивает с нее.
— Хм, — слышу из темноты, едва получается
разглядеть силуэт. — Ты смелая, Кира. Мне это очень нравится.
Оно исчезает. Так резко, словно никого здесь
и не было. Черт! Что это было? Галлюцинация? Обман слуха и зрения? Мое тело тут
же выходит из оцепенения.
Подскакиваю с кровати. В один прыжок
преодолеваю расстояние до комода и судорожно ищу кнопку ночника. Руки так
сильно трясутся, что свет моргает несколько раз, оказавшись во власти дрожащих
подушечек пальцев. Не могу надышаться, как будто в глотке застряла пробка с
крохотной дырочкой.
Обвожу взглядом комнату. Никого. Украдкой
заглядываю под кровать — пусто. Сердце уже выламывает ребра в попытке прорубить
выход и убежать. Убежать отсюда к чертовой матери!
Ну, я же не сумасшедшая! Такое точно не может
привидеться! А голос? Я же отчетливо слышала свое имя!
