Взгляд замер. Она не смотрела на меня и, казалось, не слышала ни слова, что я сказала за эту минуту. Я обернулась: небольшая кучка девятиклассников толпилась около подоконника. Прекрасная традиция – стоять у старых, сломанных, облупившихся, покореженных подоконников, сидеть на них, болтая с одноклассниками. Высокие, взрослые, они смеялись над шутками неизвестного мне парня. Я обратилась к подруге – она не реагировала. Я потянула её за рукав белой блузки – нехотя повернула голову и растерянно заморгала.
– Что с тобой?
– А, извини, я задумалась, – легкая секундная улыбка извинения промелькнула по лицу. – О чем мы говорили?
Я забыла. Она засмеялась, откинув светлые волосы назад.
– Что там такого? – кивнула я в сторону старшеклассников.
– Ты знаешь, кто это? – шепотом спросила подруга.
– Без понятия.
Я не смотрю на людей, с которыми мне не по пути. Её серые глаза засветились любопытством. Случайно или так и было задумано, она склонила голову чуть набок, как это делают модели на обложках дорогих журналов. Четверо парней и две девушки, переглядываясь, обсуждали свои личные дела. что в этом может быть необычного?
– А того, что у двери стоит, знаешь? – допытывалась она.
– Да нет же, – неловко бросила я, отворачиваясь.
По широкому коридору школы, переваливаясь с каблука на каблук, двигалась завуч по воспитательной работе. Выставив вперед руку с вытянутыми пальцами, она, на мгновение похожая на императрицу, крикнула подросткам:
– А ну-ка слезли быстро! Подоконники и так ни на что не похожи, давайте доломаем последнее!
Ребята притихли, медленно вставая на ноги. Они вытянулись по струночке, внимательно глядя на подходящую к ним женщину. Когда её пухлые ноги остановились, из ярко накрашенного рта полились вопросы и восклицания:
– Где ваша форма? Почему ты в грязных кроссовках, Женя? Заплети свои лохмы, Катя! Оправь рубашку, Вова! Когда наконец я увижу ваши отличные табели? Почему на тебя, Егор, жалуется Николай Борисович? Давайте, ведите себя достойно, мне не нравится краснеть перед учителями! И не сидите на подоконниках.
Топая, она уплыла за дверь. Девятиклассники, хихикая, забрались на свои любимые места.
– Вова… – тихо произнесла подруга, выхватив чье-то имя.
Прорезался звонок, от которого она закрыла уши. Ребята, забрасывая на плечи рюкзаки, вошли в темный коридор и повернули направо, к кабинету биологии. Подруга, развернувшись, за два шага достигла расписания и, тыкнув пальцем в номер урока, повела его по прямой линии.
– 9-а.
– Ты чего, Ник? – я не настолько тупая, что ничего не поняла, когда произнесла его имя, но мне хотелось, чтобы она озвучила мои догадки.
– Какой он классный! – сдерживая верещание, она прижала ладони к груди. – Какая улыбка, Господи!
Что она нашла в его улыбке, не знаю, но если ей так хочется видеть это, то пусть. Её жадные глаза изучали расписание класса, в местах, где был шанс на встречу, она улыбалась шире обычного и была готова кричать на всю рекреацию. Я позвала её на урок. Великое нежелание и апатия проскользнули по губам. Она откинула волосы и всё же пошла за мной. Проходя по темному коридору, она на цыпочках, пытаясь не тревожить скрипящие половицы, свернула к кабинету биологии. Я смотрела на неё из тьмы, её лицо было освещено лампами кабинета. Лицо радости, лицо счастья. Сверху раздались грубые женские голоса. Я окликнула подругу, и мы наконец продолжили наше возвращение в кабинет.
– Успела?
– Нет, – ничуть не расстроенно ответила она.
Мы поздоровались с учителем биологии и музыки. Их кабинеты располагались на первом этаже вместе с кабинетами географии и технологии. Со вчерашнего дня те были закрыты, потому что некоторые учителя уехали на какое-то собрание. На втором этаже, куда мы и шли, вернее, перешагивали, сидели наши сгорбленные одноклассники. Учителя еще не было. Они шумели, о чем-то спорили, иногда смеялись. Ника подошла к своему серо-розовому портфелю, взяла оттуда блокнот и записала всё, что стало открытием сегодняшнего дня. Мне было странно и непонятно, что какой-то парень, внешность которого я даже не запомнила, привлек её внимание. Гремя ключами, учитель открыла дверь и молча впустила нас, затихающих, шепчущих, шаркающих.
Нам дали небольшое задание, мы расселись за компьютеры по парам и продолжили свои шумные дела. Ника, забирая черный стул у парты, наклонилась ко мне и, обдав меня нежным запахом духов, спросила:
– Можно я сегодня все сделаю?
Это была странная просьба, но я протянула ей мышь. Обычно за компьютером я была, что говорится, капитаном корабля. Бунт на корабле! Она быстро искала информацию, быстро вбивала нужное на слайды, быстро копировала картинки и размещала их. Спустя двадцать минут работа была сделана. Её глаза горели непонятными мыслями, идеями, желаниями, но она ничего не говорила, только слегка открывала рот, будто желая высказаться. Ко мне подошел одноклассник и спросил, что мы нашли по заданию, я, листая презентацию, показала ему, что у нас вышло. Он кивнул и отчалил. Подруга легла на парту, подложив под голову ладонь.
– Давай за ним проследим.
Она улыбнулась, словно коварная женщина.
– Зачем?
– Просто так.
Что, начало какой-то истории? Ну что ж, я расскажу её. Пусть я помню уже не все, но это не так важно, верно? Главное, что она будет на этих страницах, которые прочтет множество людей. Единственное, о чем я прошу, это о снисходительности. Девчонки седьмого класса не знали, что творили, не знали, к чему это может привести, не знали и не могли о том подумать.
Мы были маленькими, мы были глупыми, мы были ветреными, мы были легкими, и нам ничего не надо было. Всё просто. И казалось всё просто. Однако ничего не было просто. Впрочем, это жизнь, этому не стоит удивляться.
Всё, что я любила в Нике, – это её светлость. Правда, поняла я это намного позже, чем то, что происходило с нами. Всё, что я не любила в Нике, – это её зависимость от людей. И это я поняла довольно поздно.
Если вы хотите представить, что за девчонки свалились на голову бедному парню, то представьте вечную парочку: красавица и её подруга-дурнушка. Так вот второй была я. И я была ничуть не против находиться на этом месте, не потому что привыкла к своей роли. Я не задумывалась о том, почему мальчишки вертелись вокруг нее, почему она чаще всего привлекала внимание, почему за своей спиной я слышала смех. Вернее, я знала причину, я чувствовала её глубоко в себе, но признаваться в ней мне не хотелось. Глубокий самоанализ для девчонки в четырнадцать лет – это нечто невообразимое. Возможно, потому что я покорно принимала свои «обязанности», она решила сменить меня на того, кто не подстилался. Я молча восхищалась подругой, пытаясь во всем потакать и помогать ей. В противном случае моё детство прошло бы скучно, уныло, горько. А так мы вечно где-то носились, искали приключений на одну интересную точку и искренне радовались, когда находили их. Чуток повзрослели, и наши проказы начали сдвигаться в сторону парней. Ничего криминального: обычные девчачьи шутки и подколы. Каждая делала так со своей подругой.
